Я осмотрелась. Свет, проникавший через окна, казался пыльным и тусклым, на полу темнели пятна засохшей крови. Разбитые скамьи свалили в горы. Видимо, они мешали выносить раненых и тела. Под ногами хрустели рассыпанные благовония и похожие на льдинки осколки матовых ламп.
Рядом с кристаллом я чувствовала переживания сестер ярко, как свои собственные. Увиденное причинило Гариме боль, отозвалось злостью. Абира, напротив, испугалась. Передающая обхватила себя руками, закусила губу и не смотрела по сторонам. Я тоже старалась смотреть только на кристалл, хотя страха не испытывала. Меня переполняла едкая, как дым пожарища, ожесточенность.
Гарима взяла меня за руку. Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох и не глядя протянула руку Абире. Ее теплая ладонь скользнула в мою. Мы долго стояли у самых дверей и не шевелились. Я чувствовала, как успокаивается Гарима, как выравнивается дыхание Абиры, как мне тоже становится легче здесь находиться. Мысли о кристалле вытеснили гнетущие воспоминания. Его зов становился сильней с каждым ударом сердца, и противиться этому влечению не хотели ни сестры, ни я.
Мы шли, не размыкая рук, обходили препятствия. Наши шаги будто стали шагами одного человека, и даже гулкое эхо не находило отличий. Я чувствовала сестер, умиротворение, постепенно изменяющее нас троих, чувствовала воздействие кристалла. Он мягко подчинял себе, будто вводил нас в транс, подобный ритуальному. Разлитые благовонные масла, запах крови, старое дерево скамей, едва уловимые ароматы духов — все это приобрело необычайную яркость и словно связывало настоящее со странным полусном наяву. И каждое мгновение лишь усиливало наваждение.
Золотые цветы распустились на молочно-белой поверхности, стоило нам подойти ближе. Наши ладони одновременно ложатся на кристалл, к центру устремляются золотые птицы, змеи и бабочки. Дары переплетаются, я чувствую мерное биение той огромной силы, частью которой всегда была.
Кристалл сам находит то, что хотел показать, — омут воспоминаний конюшего затягивает меня. Но теперь я опытней, лучше понимаю происходящее, умею прислушиваться к себе и ощущениям других. Теперь, два года спустя, чувствую и в этом человеке неправдоподобную, неестественную бесчувственность, бесстрастность. Точно такую же, как и у лекаря Снурава.
Знаю, что должна увидеть предшествующие убийству события, стараюсь добраться до тех дней и найти причину. Но это тяжелый труд, и каждый слой воспоминаний обходится мне дорого. Чувствую слабость, легкое головокружение, но такие мелочи не отвлекают. Дни до преступления открываются нехотя, но легче, чем в прошлый раз, когда я читала воспоминания лекаря. Потому что в этот раз не только сестры, но и кристалл помогает мне.
Венок даров постепенно истончается, силы уходят. Чувствую, как слабеют сестры, и знаю, что пора заканчивать, хотя мне удалось посмотреть только неделю, предшествовавшую преступлению. Но пока еще могу, я проникаю в очередное воспоминание и оказываюсь в кабинете главного конюшего. Хватает нескольких минут, чтобы понять — эти сведения не стоят затраченных усилий. Конюший занимается только бумагами. Расходные листы, покупка скакунов, плата работникам, заказ лака для колесниц… Скучная рутинная работа.
Разочарование мое так велико, что мешает воспринимать и оценивать происходящее. Не прислушиваюсь даже к мыслям конюшего. Хочется уйти, не видеть, избавиться от чужих чувств.
И тут я замечаю на столе чернильницу.
Дорогую, красивую, инкрустированную опалами. Я знаю, что даритель важен конюшему, ощущаю это всем естеством. Пусть он не испытывает благоговения, как Снурав, по отношению к дарителю, но уважение, почтение и желание угодить читаются отчетливо.
Бабочки давно поблекли, напоминают опавшие листья. Змеи истончились, шевелятся вяло, как и ставшие прозрачными птицы. Нужно закончить ритуал сейчас, иначе мы, как в прошлый раз, потеряем много сил и времени. А в эти дни мы нужны Ратави, как никогда. Кристалл чувствует состояние своих жриц и знает, что я увидела главное, поэтому отпускает нас, дает вынырнуть из воспоминаний убийцы.
Абира сидела у кристалла, обхватив голову руками. Гарима поспешила к ней, встала рядом на колени, обняла. Я тоже подошла ближе, присела.
— Как ты? — мой голос прозвучал в пустом Храме неприятно громко.