— Да, я это тоже почувствовала… Знаешь, с Абирой бывает очень интересно разговаривать о политике, — ответила Гарима и, заметив мое удивление, пояснила. — Вот мы были на встрече Импреатора с послами, слышали и видели одно и то же. Ты знаешь, что он блюдет традиции, когда утверждает, что убийцу ждет ритуал. Вероисповедание преступника не освобождает его от ответственности.
Я кивнула. Сестра улыбнулась и продолжила.
— Если бы ты знала Императора и господина Нагорта так же долго, как и мы с Абирой, ты бы поняла, что за сегодняшними словами последует указ. Император в ближайшее время узаконит ритуалы для преступников-иноверцев. Последние события и вызывающее поведение господина Далибора показали, что общины ведут себя на чужой земле слишком вольно и не всегда чтят законы нашего государства.
— Господин Далибор и в самом деле считал самосуд решением, — хмыкнула я.
— Да, а господин Квиринг считал возможным не допустить стражей в посольство даже для расследования убийств, — добавила Гарима. — Слишком много воли. Не стоит забывать, что общины большие. Мы видели, что они могут натворить.
— Тем более странно, что Абира истолковала все так превратно.
— Не странно, — усмехнулась Гарима, качая головой. — Закономерно. Именно поэтому с ней интересно обсуждать политику. Ее реакция показывает, как отнесутся к указу Императора простые обыватели. Иногда, просчитывая и осознавая необходимость того или иного решения, забываешь о том, что далеко не все понимают подоплеку или дают себе труд задуматься над взаимосвязями. Разговоры с Абирой об этом ярко напоминают. Обе общины будут возмущены, недовольны. Станут требовать, чтобы послы защищали своих людей от кровожадных тарийцев и их богини.
— Они могут перестать заявлять о преступлениях, — собственное предположение мне не понравилось. Как и мысль об усилении влияния послов. Они бы превратились в местных королей, а общины — в закрытые для наших стражей государства в государстве.
— Верно, — согласилась сестра и сухо подытожила. — Общины замкнутся в себе, перейдут на самосуд. Послы обретут большую власть и политическую силу. С ними и так нелегко работать, а после указа станет еще трудней. Именно поэтому Император не спешит изменять закон. Поэтому не говорит, что для всех чужеземцев тоже нужно проводить ритуалы. Он осознает цену необходимого решения.
Повисла тишина. В сердце росла тревога, крепло ощущение близкой беды. Невеселые мысли тоже все время возвращались к послам. Они знали, что Император разумный и спокойный человек. Послы, как и Гарима, догадывались, что он предпочтет не изгонять общины, а дать им возможность искупить вину. Выселение чужеземцев из Ратави означало серьезное ухудшение отношений с королевством Даркези и Сарехским царством. Обязательно торговые убытки и, возможно, учитывая боевое настроение короля Даркези, даже начало войны. По большому счету послам был выгоден погром. Он мог дать им невиданную прежде власть и огромное влияние.
Учитывая выступление господина Далибора, мне не удавалось отделаться от мысли, что он был как-то причастен. В конце концов, все началось в сарехской таверне после того, как сарехи стали задирать даркези. Камнем преткновения тоже был сарех, лекарь Снурав. Не будь ритуала, которому так противился господин Далибор, мы бы никогда не узнали о странной чернильнице, я не считала бы лекаря бесчувственным орудием в чьих-то руках.
— Меня настораживает поведение господина Далибора, — нарушила тишину Гарима.
— Меня тоже, — согласилась я. — В этом деле слишком много сарехов. Без него точно не обошлось. Но если от ссоры с даркези я вижу его выгоды, то от смерти принца — нет.
— Я тоже не вижу, — признала сестра. — Поэтому нам и нужно поиграть в дознавателей и разобраться. И чем скорей, тем лучше.
ГЛАВА 17
Мы с Гаримой сидели в моей гостиной и пили чай. За последние часы документы и отчеты порядком надоели. Они повторяли известные сведения и не дали никаких новых зацепок. Вечерело, в саду пересвистывались птицы, легкий ветерок шевелил занавеси. Суни принесла мне конверт. Само по себе необычное событие удивило меня еще больше, когда я прочла подпись. Письмо прислал Ингар, но я не могла отделаться от ощущения, что писал его совсем другой человек. Вежливый, спокойный, обходительный. Сарех просил прощения за свою несдержанность и за резкие высказывания. Благодарил за помощь и участие. Просил о встрече следующим вечером. А закончил словами: «Я пойму, если ты откажешь. Я вряд ли показался тебе приятным человеком, и горе из-за смерти отца меня не оправдывает. Но я подумал над тем, что ты сказала, и хочу помочь найти настоящих виновников».