Она не понимала, что у меня их не было. Мне почти все нравилось, но я знала, что денег попросту не хватит. Любовалась платьями, но даже смутно не представляла, какие наряды носят в Ратави. А платить и платить дорого за одежду, которую потом не смогу носить, считала глупым.
Портниха решила, что мне ничего не приглянулось. И заметно волновалась. У нее дрожали руки, улыбка стала вымученной. Помощница тоже все чаще на господина Мирса поглядывала. Будущей Забирающей женщины не боялись, их куда больше пугало недовольство Посланника Императора. Я совсем растерялась, чувствовала себя очень глупо и, сцепив руки на коленях, молча смотрела на большую книгу с картинками. Было стыдно, что у меня нет денег на все эти наряды, совестно, что женщины так старались впустую. От неловкости щипало в глазах, но я старалась не расплакаться.
Портниха, до того сбивчиво рассказывающая об особенностях кроя, замолкла. Ее помощница давно уже перестала мельтешить и растеряно стояла рядом. Напряженную тишину прервал низкий бархатистый голос воина.
— Думаю, последние два десятка можно убрать. Они не подходят для путешествия.
Помощница отмерла и бросилась выполнять указание.
— А на первую дюжину стоит посмотреть еще раз, — продолжал невозмутимый Посланник.
Не знаю, догадался ли он, почему я молчала, но женщинами стал сам руководить. Выбрал четыре платья, распорядился пригласить башмачника из соседней лавки, принести белье и ленты для волос.
Даже половина часа не минула, а я стояла за ширмой во всем новом, глядела в огромное стеклянное зеркало.
И не узнавала себя.
Зеленое платье с коричневыми вставками, кожаный пояс с тиснением, холодящее тело шелковое белье, мягкие сафьяновые сапожки. Помощница переплела мне волосы, сделала прическу как у городских. У девушки в отражении была точеная шея, кажущаяся длинней из-за выпущенных из прически прядей. Овал лица мягкий, а прямые брови — в меру широкие, ровный нос, высокий лоб, взгляд больших глаз удивленный. Я робко улыбнулась, и на полных губах девушки появилась такая же улыбка.
Глянула на сиротливо лежащее в сторонке домотканое платье, на сапоги из грубой кожи, на белую рубаху, которую до этого дня считала тонкой, а не напоминающей кору.
Как за всем этим господин Мирс разглядел, что я красива? Ведь я сама поняла это только сейчас.
Нерешительно вышла из-за ширмы. Посланник подбодрил улыбкой. Похвалил новый наряд, сказал, что мне очень идет. Господин Мирс, как всегда, был правдив. Но я смутилась, до корней волос вспыхнула, поспешно скрылась за ширмой, чтобы выполнить его просьбу и примерить другое платье.
Когда с этим закончили, я осталась в последнем, золотистом с черным рисунком. Смотрелась в зеркало, осторожно расправляла складочки, ласково гладила удивительные ткани красивых нарядов. Не могла заставить себя переодеться в домотканое рубище. Любуясь этими вещами, от зеркала глаза с трудом отводила, так нравилось мне собственное отражение. И понимала, что всех моих сбережений едва ли хватит даже на один наряд.
Снова пожалела о том, что господин Мирс завел меня в эту лавку. Он помочь хотел, но на деле дразнил. И дразнил жестоко, даже не догадываясь о том.
Помощница ушла, я осталась за ширмами одна. Нужно было сделать выбор, но глаза разбегались. Чем дольше смотрела на платья, тем дальше от меня становилось решение. Выглянув из-за ширмы, поманила воина. Он удивился, подошел, спросил почтительно:
— Что угодно госпоже?
Это обращение так привычным и не стало. А тогда, учитывая мое безденежье, смутило еще больше. Щеки горели, голос дрожал, посмотреть на воина я не осмелилась. Стесняясь внимания портнихи, глядящей на меня, прошептала:
— У меня денег хватит только на одно платье. Какое выбрать?
Он долго молчал. Я не торопила, понимала, что и ему, наверное, сложно советовать.
— Госпожа Лаисса.
Посланник заговорил шепотом, но что-то в его голосе заставило меня глаза поднять на собеседника. Он разглядывал меня даже не с удивлением. Он был поражен до глубины души. Будто слова мои, пусть и укладывались во фразу, оставались для него бессмысленными. А еще господин Мирс искренне сочувствовал мне. Даже на мгновение возникло ощущение, что он подавляет порыв обнять меня.
Странно было видеть в другом человеке душевное тепло, обращенное на меня…
— Вы — будущая Забирающая столицы. Вы — драгоценность, подарок великой Маар. Все, что только пожелает ваше сердце, светлейший Император почтет за честь преподнести вам.