— У сарехов много богов, — я пожала плечами. — Богиня справедливости, богиня плодородия, боги войны, охоты, торговли… Есть бог обмана. Думаю, эти обряды и заговоренные травы угодны ему.
— Возможно, — кивнула сестра.
Абира выглядела довольной и спокойной. Вопросов о том, как мы с Гаримой провели вчерашний день, не задавала, свела беседу к цветам и украшению Храма. Передающая улыбалась и поглядывала в сторону сада. Ее раскованные движения полнились кошачьей грацией, а то, как она прищуривала глаза, наводило на мысли об удачном любовном свидании. После встреч с любовниками Абира часто бывала такой.
Сразу после завтрака к нам в беседку зашел начальник охраны. Он привел Фераса, доложившего о городских событиях прошедшего вечера. Сарехское посольство взяли под усиленную охрану. До того, как стражи успели забрать голубей, кто-то попытался отправить двух птиц, но они так и не долетели до адресатов — Ферас подстрелил обеих. К сожалению, узнать, к кому эти голуби направлялись, не получилось. На записках не было имен, отпечатанный в сургуче герб в виде наполненной звездами чаши никто не знал, а сами послания были образчиками краткости. «Он знает» — большего бумаге не доверили.
Абира, даже не подозревавшая, о чем идет речь, в разговор не вмешивалась. Удивление на ее прекрасном лице сменялось настороженностью и постепенно высокомерной холодностью. Было совершенно очевидно, что Передающая обиделась на нас, а жертву, чтобы выместить раздражение, искала недолго.
— Как мило, что вы зашли похвастать своей меткостью, — ядовито бросила она, обращаясь к Ферасу. — Можете идти.
Воин почтительно поклонился и шагнул к выходу.
— Господин Ферас, — окликнула я, вспомнив о вежливом обращении.
Он повернулся ко мне. Внимательный взгляд зеленых глаз, вопросительно приподнятая бровь, спокойное выражение красивого лица.
— Мне нужно поговорить с вами. Пожалуйста, подождите меня в общей гостиной, — попросила я, борясь с внезапно нахлынувшим смущением.
Он молча склонился и ушел, следом за ним попрощался и господин Шиан. Мы с сестрами остались втроем.
— Красивый мужчина, — хитро и насмешливо глядя на меня, заметила Абира.
— Он охраняет сарехское посольство, — вмешалась Гарима. Голос ее звучал равнодушно, а фразы казались скупыми. — У него есть то, что нам нужно. Сведения. Новости, наблюдения. Все, что может помочь расследованию.
— Старому? С лекарем? Вы все никак не угомонитесь? — осуждающе покачала головой Передающая и добавила с досадой: — Могли бы хоть изредка делиться новостями.
— Ты просила тебя не вмешивать. Мы выполняем твою просьбу, — повела плечом Гарима.
— Нужно же понимать разницу! — вспылила Абира. — Одно дело — ритуалы, и совсем другое — разговоры!
— Пожалуйста, я тебя прошу, не кричи, — болезненно поморщившись, Гарима прижала ладонью левый висок. — Я не умею читать мысли и угадывать, когда ты хочешь что-то знать, а когда нет. Просто спрашивай, если тебе интересно. Хорошо?
Я с беспокойством и сочувствием смотрела на сестру. Она выглядела плохо, чувствовала себя, скорей всего, еще хуже, иначе не стала бы так откровенно показывать, что устала от вечных капризов Абиры. Но Передающая не заметила ни бледности, ни дрожащих губ сестры, ни испарины на ее шее. Абира, как всегда, думала только о себе.
— Хорошо, — хмуро бросила Передающая, сложив руки на груди. — Почему сарехскому посольству вдруг понадобилась дополнительная охрана? Почему стражи забрали оттуда голубей?
— Господин Далибор вчера говорил с Императором. И с господином Нагортом. Подробности этой беседы — тайна, — Гарима говорила жестко, короткие рубленные фразы воспринимались приказом. Неудивительно, что Абира оскорбилась.
— Я не маленькая. Понимаю, что к чему! — огрызнулась она.
— Разумеется, — выдавила Гарима. — Никто не сомневается в твоей рассудительности.
— Конечно, — с издевкой бросила Передающая. — Именно такое впечатление склады…
Она не договорила, осеклась на полуслове — Гарима повалилась на стол и зашлась в судороге. В следующее мгновение сестра упала на пол.
Абира завизжала, я бросилась к Гариме. Что делать, не представляла. Сестра тряслась всем телом, глаза закатились, в уголках рта выступила пена.
В беседку влетели служанки, два воина. Один из мужчин решительно схватил со стола салфетку, скрутил ткань в жгут и, с силой разжав челюсти Гаримы, вложил его ей в рот.
— Иначе она откусит себе язык, — бросил он, придерживая голову бьющейся в судорогах сестры.