Не знаю (и никогда не узнаю, наверное) — было ли это полкроны или просто чистое рыцарство — в любом случае, это не тот вопрос, который я намеревался задать, а даже если бы и задал, то, во всяком случае, не надеялся получить правдивый ответ; но мальчик-подручный провел прекрасную леди через подвал, внутренний дворик, сквозь обсаженную кустарником аллею к моему пристанищу. Просунув голову в кухонное окно, он кликнул Салли (как делал это всегда, когда приносил почту) и та открыла дверь, предоставив ему самостоятельно спускаться с окна и входить в дом (как делала это всегда с подручным или Скотти, хорошо зная их обоих). И вот юность проникла в дом, поднялась вверх по лестнице и провела мисс Ле Фэй Морган в мою комнату, нимало не заботясь о том, подходящий ли у меня вид для приема гостей.
Что и говорить, вид был совсем неподходящий: я был в пижаме и длинной ночной сорочке, зато, слава Богу, хоть побрился.
— Поскольку в вашей болезни повинна я, то почла за лучшее явиться и лично выразить свое сожаление, — произнесла мисс Ле Фэй Морган.
Я был настолько поражен, что лишь молча смотрел на нее. Мне только что сделали укол наркотика, а эта штука отнюдь не ускоряет мыслительные процессы, хотя и развязывает язык в некоторых обстоятельствах. Мне еще предстояло найти подходящие слова.
Я начал приподыматься с дивана, пытаясь вежливо поздороваться, но она толкнула меня обратно и, почти по-матерински, укрыла меня. Затем она села рядом со мной на большой пуф, приспособленный под столик для лекарств.
— Почему вы не в постели? — спросила она.
— Потому что я ненавижу лежать в постели, — ответил я. — Так я выздоровею гораздо быстрее.
Теоретически мне абсолютно чужды условности, но так как мне никогда не приходилось иметь дела с женщинами, которым чужды условности, я был совершенно выбит из колеи наших с ней отношений, ведя себя так чопорно, будто я был священником. Моя голова изрядно кружилась от наркотических лекарств, и я не знаю, что бы я начал говорить или делать, если бы позволил себе действовать по обстоятельствам. Будучи совершенно один в обществе женщины, принадлежавшей, насколько я знаю, к богемному типу, я чувствовал себя трезвенником, попавшим на вечеринку со спиртным.
Мисс Ле Фэй Морган начала улыбаться.
— Это что — против профессионального этикета — водить дружбу с клиентами? — спросила она.
— Отчего же, — ответил я. — Это не против профессионального этикета, но я считаю, что человек, допускающий это, заслуживает, чтобы его назвали дураком.
Казалось, мои слова произвели на нее впечатление пощечины, и я пожалел о сказанном, еще не закончив говорить; я почувствовал, что погубил замечательный шанс, какой мне никогда более не представится. Ведь это было главной причиной моего желания поехать в Лондон; и вот я оказался не в состоянии выбраться из своей раковины, когда этот шанс сам проделал половину пути навстречу мне. Полагаю, этой предательской неприятностью я обязан наркотику. Я корил себя за неспособность вести себя более тактично; в нормальном состоянии я так себя не вел.
Мисс Морган пронзила меня взглядом, и мне показалось, что она заметила, что я не совсем в порядке. Во всяком случае, она не обратила внимания на мою грубость и вернулась к разговору.
— А у вас здесь очень мило, — произнесла она. Я с благодарностью согласился.
— Меня всегда интересовало, — сказала она, — какого типа дома выбирают себе люди, которые знают о домах все.
Мне подумалось, что, посети она пристанище Скотти или наше основное здание, ее иллюзии на эту тему быстро бы развеялись.
Она встала и принялась прохаживаться по комнате, рассматривая мои книги. Это заставило меня поежиться: не люблю людей, рассматривающих мои книги, ведь книги слишком откровенно говорят о своем хозяине. Особенно мне было неприятно, что их рассматривает мисс Морган: я был уверен, что она — последнее слово совершенства в культуре, каковым я не являлся. Книги мри представляли собой весьма разношерстную коллекцию. Мне показалось, что от нее не ускользнула моя реакция — она была удивительно чувствительной личностью, — так как она оставила это занятие, подошла к окну и посмотрела в него. За пейзаж я никакой ответственности не несу, так что возражений у меня это не вызвало.
И тут она услышала шум воды у плотины.
— Там что, внизу река? — спросила она. Я подтвердил ее догадку.
— Это та, которая течет в Дикмаут? Я подтвердил и это.
— Она называется Нэрроу Дик, — сказал я. — Правда, мне так и не удалось обнаружить, где находится Броуд Дик. Он нигде не обозначен на карте [Нэрроу (narrow, англ.) — узкий; броуд (broad, англ.) — широкий].
— Реки под названием Броуд Дик не существует, — сказала она. — Настоящее название этой реки — Нарадек. Нерроу Дик — лишь искажение его.
— Откуда вы знаете? — спросил я.
— Я читала об этом, поскольку интересуюсь подобными вещами, — сказала она.
— А где вы это разыскали? — спросил я; я весьма интересовался археологией этих мест и полагал, что знаю ее достаточно основательно, но я никогда не сталкивался ни с чем подобным.
По ее губам скользнула странная улыбка.
— Если я скажу вам, вы мне ни за что не поверите, так же, как не поверили тому, что мое имя Вивьен Ле Фэй Морган.
В ее имени было нечто удивительно знакомое, и это на мгновение отвлекло мое внимание. Я не мог вспомнить, где же я слышал его раньше или что с ним было связано, и все же почувствовал, что оно является чем-то жизненно важным, если мне только удастся вспомнить, почему.
Мисс Ле Фэй Морган улыбнулась вновь.
— Я думаю, что вы не заметили этого, — сказала она, — но, хотя вы узнали мое имя там, в Дикмауте, сейчас вы называете меня мисс Морган Ле Фэй.
И тут я вспомнил. Морган Ле Фэй звали сестру короля Артура — ведьму, которую Мерлин обучил всей своей секретной премудрости.
И снова она улыбнулась.
— Я — наполовину бретонка, наполовину — уроженка Уэльса, — пояснила она. — Отец назвал меня Вивьен в честь Вивьен Ле Фэй — злой молодой ведьмы, которая помогала Мерлину коротать последние его годы в лесу под Броуслай-энд. Возможно, он был прав, не знаю. Но мисс Морган никогда меня так не звала — она ненавидела это имя; поэтому, оставляя мне свои деньги, она настояла, чтобы я приняла ее фамилию. Хотелось бы мне знать, что бы она сказала, если бы услышала, как его произносите вы!
Полагая, что она лжет, я почувствовал, будто меня гладят против шерсти; я не собирался соглашаться с этим, но также не мог сказать ей в лицо, что не верю ей, поэтому я предпочел воздержаться от комментариев и сменил тему.
— Вы все еще не убедили меня в собственной правоте относительно того утверждения, что название нашей реки когда-то звучало как Нарадек.
— Вы хорошо знаете археологию?
— Местную археологию — да, конечно.
— Тогда, очевидно, вы можете рассказать мне о местонахождении пещеры у Белл Ноул, где подымается и опускается прилив.
Мгновение я колебался — отвечать ли ей, — ведь я точно знал, где находится эта пещера. Видение этого места прочно запечатлелось в моем сознании — это была необычная складка местности на склоне холма у старого речного русла, обыкновенно сухого, если не считать редких ручейков, журчавших по земле после дождя. И вдруг меня молнией пронзила мысль: ведь все, что я знал об этой пещере, привило ко мне во время моего странного сновидения, когда мне снилось прибытие Жрицы Моря. Еще меня поразило то, что сидящая напротив меня женщина была удивительно похожа на таинственную незнакомку из моего сна.