Подвластны мне — Изиде Сокрытой и Рее, Винах, Гее.
Я знал, что Изида с Покрытой Главой была Хозяйкой Нашей Природы, тогда как Изида с Непокрытою Главою была Небесной Изидой. Эа была душою Космоса и прародительницей Времени, более древней, чем сами Титаны. Винах — Темная Непорочная Мать Всего Сущего — являла собою Великое Море, в котором зародилась жизнь; она была воплощением женского начала и первородной сущности всего. Гея же была магнетической землей подобно ауре, окаймлявшей земной шар; этой ауре повиновались волны, которые на Востоке прозвали Таттвас. Зная все это по рассказам Морган, я понимал, что сейчас наблюдаю это собственными глазами.
Не знаю, сколько я прождал в пещере, сидя на троне жрецов и наблюдая; но вот краешек поднимавшейся луны коснулся вершины Белл Ноул, и первый луч лунного рассвета озарил мое лицо.
Поднявшись, я вышел из пещеры и направился по извилистой тропинке, испуганно жавшейся к выступам скалы. Вдоль хребта холма виднелись сиявшие в лунном свете пирамиды-часовые. Ветра не было, снизу до меня доносился голос моря, и по замиравшим вдали отзвукам прибоя я понял, что на море царствовал спокойный отлив.
Глава 25
Добравшись до утеса, я с изумлением увидел светящуюся дымку над фортом, вроде той, которая обычно висит над городом. Видение было абсолютно реальным — я совершенно не сомневался в этом, — но объяснить увиденное я был не в состоянии. Центральные ворота были распахнуты, и, миновав их, я почувствовал свежий, немножко скользкий холодок, как чувствуешь мокрую прядь морских водорослей.
Как я и предполагал, продолжался отлив, скалы утеса медленно проступали из-под воды, а слабое волнение заставляло лениво колыхаться громадные пучки морской травы. Восходящая луна еще не миновала холм, так что форт лежал в тени, хотя окружавшие его воды сверкали серебром; на море можно было рассмотреть широкие, едва заметные полосы волнения, медленно накатывавшие со стороны Атлантики; они напоминали борозды от плуга, оставшиеся на земле после того, как пахотный участок превратили в кладбище. В эту ночь море едва ли было просто морем, а земля не походила на землю. Казалось, что они слились в единое целое — как тогда, когда Дух Господен еще не спускался на зеркало вод.
Я позвал Морган по имени, но мне никто не ответил; увидев свет, горевший в большой комнате, я отправился туда, надеясь отыскать ее.
Она молча сидела в спокойствии и одиночестве, так что казалась спящей — если бы не вертикальное положение тела. На ней было плотно облегавшее тело серебристое платье, 9 поверх него — накидка из легкого газа цвета индиго; в своем одеянии она напоминала луну на фоне ночного неба, выглянувшую из легкого облачка. Чело ее венчал рогатый головной убор, символизировавший луну и напоминавший лунные рога на голове Изиды. В дальнем конце комнаты был воздвигнут помост, на который я и присел. Прямо за моей спиной проступали едва различимые черты Лунного Жреца в его нарисованном подводном дворце. В центре комнаты возвышался алтарь, напоминавший два поставленных друг на друга куба; он был задрапирован серебристой тканью, а венчал сооружение хрустальный кубок, наполненный водой. Мы с Морган сидели в противоположных концах комнаты и смотрели друг на друга сквозь хрустальный сосуд.
Неожиданно мне в голову пришла странная мысль: мне показалось, что изображения на стенах стали реальными, что море действительно плескалось вровень с полом, как я его и нарисовал; поверхность воды была такой же естественной, — что напоминало всамделишное море снаружи, которое я мог видеть сквозь прорубленный в бруствере амбразуры проем, через который мы ходили гулять на утес. Мне подумалось невзначай, что Лунный Жрец за моей спиной также стал реальным, однако я не осмелился оглянуться, дабы удостовериться в этом.
Тут Морган встала, и накидка из темного газа, подобно крыльям, слетела с ее плеч; взору открылось серебряное сияние ее платья. Она ударила в висевший рядом с ней колокол, и мягкий звон наполнил комнату вибрирующими обертонами, медленно затихая вдали. Морган подняла руку:
— Не приближайся к нам, о непосвященный, ибо мы готовимся призвать силу и власть Изиды, дабы снизошла она на землю. Войди в ее храм с чистыми руками и незапятнанным сердцем, чтобы не осквернить источник жизни.
Подумав о храме света, который надлежало воздвигнуть на месте форта, я уверил себя, что именно здесь мы, Посвященные, свободные от всяческого чужеродного влияния, сможем пробудить древние силы.
— Храм Изиды воздвигнут из черного мрамора, а отделан серебром. Сама Изида восседает в сем храме, и глава ее покрыта. Она есть олицетворение всех богинь, которым когда-либо поклонялись сердца людей, — ибо все они суть одно целое, в разных обличьях сущее.
— Те, кто поклоняется Изиде Природы, боготворят ее как Хатор, чело которой украшают рога; те же, кто превозносит Изиду Небесную, знают ее под именем Леваны — Луны. Она также есть Великой Глубиною, в пучинах которой зародилась жизнь. Она — все древнее и забытое, откуда мы черпаем свои корни. На земле она неизменно плодовита; на небесах же — само воплощение непорочности. Она — возлюбленная волн, которые поднимаются, и отступают, и вновь поднимаются, и так беспрестанно. В этом заключены истоки ее таинственности, лишь начавшей проявлять себя.
Морган еще раз ударила в колокол; глубокий, вибрирующий звук медленно растворился в тишине, и мы какое-то время сидели неподвижно. Мне казалось, что мы находимся на невысоком каменистом островке, со всех сторон окруженном морем; над островом возвышался черно-серебряный храм Изиды, на одном из сводчатых портиков которого стояли мы, глядя на бескрайнюю поверхность воды.
И вновь Морган поднялась, протянув к луне руки так, как до нее это делали женщины древности.
— О ты, пресвятая Изида, Прародительница Всего Сущего на небесах, Наша Властительница Природы на Земле, вечно изменчивая Луна в эфирных царствах, что между небесами и Землею, Повелевающая волнами приливов и отливов на Земле и в сердцах человеческих! Тебя, тебя славим мы, о символ Луны, прекрасной и вечно изменчивой, символ глубокого моря, в котором отражается Луна, символ отверстых врат жизни!
Мы зрим тебя, увенчанную серебряной короной на небесах, и облаченную в зеленые одежды на земле, и сверкающую разноцветными убранствами у врат жизни. О божественное серебро, сверкающее в согласии с небесным золотом! О зелень, взросшая из серости! О радужное сияние славы жизни!
И вновь поплыли мягкие звуки колокола. Подхватив последнюю затихающую в воздухе ноту, Морган начала песнь, от которой на протяжении последних недель у меня шли мурашки по коже:
О Ты, сущая прежде сотворения Земли —
Рея, Винах, Гея.
Недвижное, беззвучное, беспредельное, горькое море,
Я твоя жрица, откликнись мне.
О древнее небо вверху и земля внизу,
Дающая жизнь и приносящая смерть,
Персефона, Астарта, Ашторет,
Я твоя жрица, ответь мне!
О золотая Афродита, приди ко мне!
Пенорожденная, поднимись из горького моря
Близится час прилива полной Луны,
Услышь мой призыв, услышь и явись
Изида Разоблаченная, и Рея, Винах, Гея
Я твоя жрица, откликнись мне.
Закончив, Морган села, но служба продолжалась. Теперь мне не было нужды оборачиваться — по голосу из-за спины я знал, что Лунный Жрец находился за мной.
— Познай же сейчас секрет нити, сотканной между светом и тьмою; основа ее — жизнь, зарождающаяся во времени и пространстве, а прядут эту нить из жизни людей.
Вот поднимаемся мы на рассвете времени из серых, туманных вод морских; а на закате мы погружаемся в западный океан, и жизни человека нанизаны, подобно жемчугу, на нить его духа, и сколько бы он не странствовал — не быть ему в одиночестве, ибо все одинокое бесплодно.
Голос умолк и воцарилась тишина; и в тишине я слышал легкий шепот моря у скал и знал, что окна открыты к приходу ночи.
Тут голос заговорил снова; на этот раз он набрал силу и заполнил собою все пространство комнаты.
— Познай же сейчас тайну приливов и отливов. Все подвижное внешне, неподвижно внутри, ибо все находящееся снаружи, подобно находящемуся внутри, но действует различным образом.