— Мистер Максвелл? — спросила она.
— Да, — ответил я.
— Я знала вашего отца, — сказала она.
Я не знал, что ответить. Я мог с уверенностью заявить этой женщине прямо в глаза, что она лжет, — и не хотел этого. Когда-то я слышал, что Сара Бернар давала сцену из Эглона в мюзик-холле. Она была стара; так же стара должна была быть и эта женщина — если верить ей (а сейчас я более чем на половину склонялся к тому, чтобы ей верить) — и у нее был такой же золотой грудной голос. Король Лир говорил, что низкий голос у женщин — замечательная вещь, но я сомневаюсь, что он имел в виду именно такой тип низкого голоса.
Я повел ее к своей машине. Она продолжала хранить молчание. Вне всякого сомнения, она была женщиной, хорошо умевшей держать себя в руках; а это очень сильное качество, если действительно знаешь, как им воспользоваться. Посадив ее в машину, я взглянул на ее колени.
А ты совсем не похожа на старую каргу, — глядя на эти колени, сказал я себе. На ногах у нее были изящные темные чулки, весьма подчеркивавшие ее женственность.
В машине она сидела молча. Я почувствовал что должен что-то сказать и отпустил несколько банальных замечаний о городке. Она лаконично ответила «да», не проронив более ни слова, однако чем дольше я сидел рядом с ней, тем острее чувствовал ее присутствие рядом.
Я спланировал нашу поездку в виде кольцевой и, припарковав машину в стратегической точке моего плана, мы начали осмотр домов. И тут я узнал о мисс Ле Фэй Морган нечто большее. Немного было тех сведений о недвижимости, которых она не знала бы. Более того: она знала не только словарь строителя во всех его тонкостях, но имела также изрядное представление о самих основах строительства. Далеко не каждый, даже имея необходимый опыт, усваивает это; но что меня всегда поражало в нашей переписке с мисс Морган, даже в ее письмах четвертьвековой давности, — так это ее удивительное четкое понимание основных принципов. Я был рад, что воротник шубы моей компаньонки скрывал ее лицо; я не особенно желал его видеть, даже, скорее, определенно не хотел этого.
Мы прошли к дому в конце эспланады, так что до машины нам пришлось бы совершить маленькую прогулку обратно. Дом представлял собой маленькую, стоявшую особняком виллу; примыкавшая к ней земля в основном была отдана под посевы. Через задние окна виднелись болотистые низины вокруг устья реки. Взглянув в направлении болот, я увидел надвигающейся морской шквал.
— Нам лучше переждать непогоду здесь, — сказал я.
Выглянув в окно, она увидела, как надвигавшаяся буря поглотила далекие холмы и согласилась.
Мы сидели в небольшой задней комнатке, отапливаемой газовым камином. Увидев газовый счетчик в буфетной, я опустил в него шиллинг и поднес спичку к горелке. Однако сидеть здесь было не на чем. Мисс Морган разрешила проблему, усевшись на пол; прислонившись спиной к стене, она скрестила прямо перед собой свои длинные, стройные ноги, дав мне возможность еще раз обозреть ее замечательные чулки.
— Люблю сидеть на полу, — сказала она.
— И поэтому вы отпилили ножки у своих стульев? — спросил я, не особенно заботясь о смысле сказанного, хотя до сего момента я обращался к ней исключительно как профессионал к профессионалу.
Она рассмеялась тем глубоким, золотистым, грудным смехом, который с первого раза вызывал во мне удивительное ощущение.
— Боюсь, что для вашего партнера знакомство со мной было выше его сил, — сказала она.
— Да уж, боюсь, что вы правы, — ответил я, не зная, что еще добавить к сказанному.
— Он — не тот человек, которому можно что-либо объяснить, — продолжила она.
— А я? — спросил я со странным чувством, будто на меня собирается напасть вампир.
Она посмотрела на меня оценивающе.
— Вы лучше него — но не намного, — произнесла она как бы про себя, и мы оба рассмеялись. В моем мозгу молнией мелькнула мысль что, почувствовав мою реакцию, она мгновенно и умно переменила позицию — в противном случае, как бы ни был я уверен в своем впечатлении, мне пришлось бы признать, что она никогда и не собиралась пить мою кровь. Я инстинктивно почувствовал, что в мисс Ле Фэй Морган было нечто необычное; в любом случае, она несомненно была личностью — а это искупает многое.
Шторм со звоном ударил в стекла и отвлек наше внимание; я не жалел об этом, ибо стремился вновь вернуться на твердую почву профессионализма, насколько это вообще возможно, если, скрестив ноги, сидишь на полу друг напротив друг друга. Но, очевидно, мисс Ле Фэй Морган не чувствовала никаких неудобств. Она прибыла сюда с тем, чтобы завершить трудное дело, и отступать не собиралась.
— Я хотела бы поговорить с вами, — сказала она.
Я внутренне подобрался и постарался придать лицу самое невозмутимое выражение, на какое я только был способен; я зорко стоял на страже.
— Ваш партнер давеча без обиняков назвал меня воровкой, — сказала она. — И, если я не сильно ошибаюсь, мысленно он был бы не прочь приписать мне еще и убийство.
— Нам действительно хотелось бы знать, что случилось с мисс Ле Фэй Морган.
— Но ведь мисс Ле Фэй Морган — это я.
Я ничего не ответил. На улице шел проливной дождь, настоящий жидкий ад, и никому из нас не хотелось в такую погоду уйти, хлопнув дверью.
— Разве вы мне не верите? — спросила она.
— Я сейчас не в том положении, чтобы судить, — сказал я. — За вашим воротником особенно ничего не разглядишь.
Подняв руки, она расстегнула шубу, и та скользнула вниз, открыв лицо и грудь.
Она была темноволосой и кареглазой, с темными, немного сросшимися у переносицы бровями; кожа ее была бледно-оливкового цвета, с несколько кремовым оттенком. Глаза ее не были подведены — они в этом не нуждались, — но губы были карминно-красного цвета. У нее были длинные, тонкие белые руки с остро заточенными ногтями, казавшимися красными от крови. Темный мех, белое лицо, красные пятна губ и ногтей делали ее слишком яркой женщиной, чтобы оставить ее наедине с холостяком из забытой Богом дыры, каковой являлся Дикфорд. Когда она расстегивала шубу, до меня донеслось дуновение едва уловимого аромата, не сладкого, а очень острого и пряного. Это был очень необычный аромат; думаю, что в нем было много мускуса. Одернув себя, я всеми силами сосредоточился на работе агента по продаже недвижимости.
— Как вы думаете, сколько мне лет? — спросила она. Я взглянул на нее. На ее безупречно гладкой коже, похожей на белый, с оттенком слоновой кости бархат, не было ни морщинки. Я никогда не видел столь привлекательной кожи; она отличалась от кожи моей сестры, как мел отличается от сыра. В то же время ее глаза не были глазами юной девушки. У нее не было юношеских припухлостей под глазами, кожа была упругой, как у молодой женщины; но сами глаза смотрели с тем особым выражением скрытой наблюдательности, которое приходит лишь с опытом. Несмотря на фигуру, ее определенно нельзя было назвать юной — я был вполне готов признать это; но все же как мисс Ле Фэй Морган удалось настолько хорошо сохраниться (каким бы неподходящим не казалось это выражение Скотти, я так и не смог подобрать другого слова)? Казалось, она угадала мои мысли.
— Итак, вы не верите в способность салонов красоты сохранять молодость? — сказала она.
— Но не до такой же степени, — откровенно сказал я.
— А в использование вытяжки из желез вы тоже не верите?
— Если честно, — нет.
— А если предположить, что все это использовалось совместно со знаниями о возможностях человеческого разума?
Я замялся с ответом; и тут неожиданно в моей памяти всплыло другое лицо, виденное мною ранее и необычайно похожее на ее — лицо Жрицы Моря из моих видений, сидевшей в большом резном кресле на возвышении кормы корабля и читавшей книгу с большими застежками на переплете.
Эффект от такого сопоставления получился ошеломляющий. На какое-то мгновение я перенесся к устью реки, в сумерки и морской туман. Ощущение времени и места полностью исчезло, и я очутился во вневременном пространстве. Очевидно, мои ощущения отразились на лице, ибо темные глаза мисс Ле Фэй Морган неожиданно вспыхнули.