- Пойди в спальню, разденься и облачись в то, что я тебе приготовила, - сказала она без предисловий.
Я повиновался. В спальне я нашел кусок совершенно черной материи с нашитой на него широкой серебряной полосой. Он надевался на манер набедренной повязки.. Переступая босыми ногами, я вышел в коридор квартиры, которая вновь преобразилась. Большинство свечек в коридоре было уже погашено, а в глубине его, там, где у нас гостиная, слышались какие-то постукивания.
Я открыл дверь, звуки усилились, но я почти ничего не увидел. В комнате было темно, только луна светила вполнакала из-за тонких полупрозрачных облаков. Любу я увидел не сразу. Ее шуршащий наряд подсказал мне, что она стоит в самом углу. Между нами было почти все пространство комнаты, которое покрывал огромный старый ковер, засыпанный серебряными блестками, так что не было видно, какого он цвета. Большое, в полный рост зеркало, из спальни теперь стояло в другом углу, напротив окна, так, чтобы свет луны падал на середину ковра. В этом слабом луче стояли два бокала, наполненные искристым напитком.
Сестра сделала шаг в мою сторону.
- Пришел час торжества, - сказала она,- я верю, явится нам Она, во всем своем величии. Так приготовимся!
Она подошла к центру ковра и села перед бокалами на колени, указав мне сделать то же. Люба прочитала короткую молитву. Она заклинала богиню снизойти на нас через священный напиток. Затем взяв свой, она передала мне бокал и мы медленно, по глотку, осушили их. Напиток напоминал шампанское, но вкусом был резок, и даже горек. – Что это может быть? – подумалось мне. Но тут жрица встала и простерла обнаженные руки мне навстречу.
- Приди, о мой возлюбленный брат! Наша царица, Инанна, ждет нас!
Она взяла мои руки в свои и повела в плавном подобии танца, вокруг пятна на ковре, который отбрасывал свет луны. Мои глаза уже совсем привыкли к темноте, и я видел, как извивается ее обнаженное тело под ворохом наряда. Она то отдалялась, то приникала ко мне, то вдруг подпрыгивала. Волосы ее с вплетенными серебристыми нитями развевались от резких движений. Я старался как мог повторять ее па. Палочки все постукивали, и мы все кружились под их ритм. То ли от этого, то ли от вина, у меня началось легкое головокружение. Танец, меж тем, все убыстрялся, дыхание наше учащалось. Но Люба, казалось, была неутомима. Теперь она неслась по комнате, выкрикивая славословия богине-матери, призывая ее войти в нее, одушевить ее, спасти ее. Стало жарко. Внезапно сестра сбросила верхнюю часть своего наряда и осталась обнаженной до пояса. Я увидел, что тело ее тоже покрыто множеством серебристых блесток, они переливались маленьким звездопадом от ее движений в луче света.
Как зачарованный я смотрел на эти блики, и сам кружился и кружился до изнеможения. Напиток, вероятно, давал мне новые силы продолжать это.
Она сделала мне знак сбросить одежду и сама тут же сорвала с себя последнюю часть наряда. Я сел на пол и, подняв голову, в восхищении смотрел на ее переливающееся звездами тело. Она стояла, слегка приподнявшись на носки, вытянутая в струну, с закинутой вверх головой. Блестящая от выступившей влаги грудь вздымалась от неукрощенного бурного дыхания. Сердце мое выпрыгивало из груди. Она была прекрасна.
Она протянула ко мне руки, и я подполз к ней, обняв ее стройные ноги.
- Она здесь, она с нами, - прошептала она, прерывая шумное дыхание. – Ты чувствуешь? Я чувствую, она во мне сейчас! Это такое блаженство! – она закрыла глаза. Затем, встряхнув головой, она вдруг резко опустилась на пол, и жаркое ее лицо стало от меня совсем близко.
- Любимый, - прошептала она, - ты сейчас будешь любить нашу мать истинную – Деву Инанну! Ты войдешь к ней в лоно, ты станешь ее мужем.
Она вытянулась на спину ковре так, что ее бедра оказались в круге света. Луна, очищенная от облаков, и поднявшаяся выше к зениту, казалось яростно светила в нашу комнату, превращенную в святилище.
Лучи его переливались на ее лоснящемся блестящем теле, которое еще подрагивало от танцевальной скачки. Они высвечивали на волосиках лона дрожащие капельки влаги, но не в силах были проникнуть в его глубину. Я любовался этими античными бедрами и, казалось, в самом деле сейчас богиня лежит передо мной.
- Приди, - прошептала она, раскрыв слегка бедра, – Я – Дева небесная, я – Инанна. Мы ждем тебя, возлюбленный!
Я раздвинул ее врата и вошел. Она закричала, прижав меня к себе. Я входил и входил в нее множество раз. Я сжимал ее ягодицы, я гладил ее груди. Я ласкал и ласкал ее скользкое, извивающееся подо мной тело. Я чувствовал в себе большую силу, и хотел отдать ей всю ее.
То я оказывался на ней, то она седлала меня в жаркой борьбе. Так катались мы по ковру, нагие и потные, обсыпанные серебряной блесткой, покрывавшей нас почти с головой. Она стонала и хрипела в полузабытьи, то я коротким вскриком пришпоривал мою богиню-лошадку. Наконец судороги страсти, овладели ею.
- Да, о-о-о, да, - шептала она, - о-о-о, о-о-о… Ее голова была запрокинута, глаза закрыты, из приоткрытых припухших запекшихся губ со свистом вырывалось дыхание. Я чувствовал ее лоно, крепко обнимающее меня там, внутри ее тела и ногти, впивающиеся мне в спину. Она широко распахнула глаза и бедрами резко подалась ко мне навстречу. Я услышал мокрый шлепок от соударения наших животов.
- Да, да! – резко вскрикнула она, - зачни, зачни себя во мне! Влейся, наполни меня всю!
- Да, сестричка, да! Я иду к тебе! А-а-а!!! – и вот я хлынул в нее потоком. Волна шла за волной, вызывая во мне все новые судороги. Это было как взрыв фейерверка, когда от главного большого заряда разлетаются в небе мелкие звездочки, и каждая падает, постепенно угасая в темном небе.
Наши тела замерли, и некоторое время мы лежали, прижавшись друг к другу, пока дыхание совершенно не успокоилось. Звуки палочек, которые сопровождали наш безумный танец, умолкли – видимо кончилась запись. Было очень тихо, луна вновь ушла за пелену облаков – так что только тусклые блестки чуть проглядывали в наступившей темноте.
Я чувствовал себя пустым, как совершенно опорожненный сосуд, из которого все выжали до капли.
- Скажи мне, - прошептала Люба, - ты был с ней? Ты чувствовал это?
- Не знаю, сестричка, - пробормотал я, - ты была сегодня совсем другая!
- Это была не я! Это Она была в моем теле, через меня ты вошел в Нее. Она любила тебя, да! – ты не понимаешь!... Но, ты поймешь, - успокоилась она, - свет Истины излился на тебя, и ты теперь будешь мудрым.
Я молча поцеловал ее утомленное лицо. – Я буду мудрым. Я буду с тобой если, захочешь, в твоем служении. Если ты мне позволишь.
Я откинулся на спину, и еще полежал немного в темноте. Ковер подо мной становился все более жестким, а воздух в темной комнате – все холоднее.
Я помог Любе подняться. Ноги плохо держали ее.
- Таинство свершилось. Следы эти надо убрать, - сказала она твердо,- поможешь?
В ярком свет зажженной люстры ворох блесток, разбросанные куски одеяний казались остатками какого-то циркового действа. Пришлось много потрудиться, чтобы все вновь приняло привычный вид.
В нашей большой ванной вновь были зажжены свечи, и мы опустились в нее, чтобы смыть, наконец с себя, эти прилипшие блестки и высохшую влагу священного танца и ритуального соития. Намыливая, я медленно ласкал ее мягкую сейчас расслабленную грудь, округлые плечи, усталые бедра, и, под моими руками ее тело вновь становилось телом моей любимой сестрички. Она, сидя в ванной, высоко вскинув руки, выбирала серебряные нитки, заплетенные в волосы.
- Что это мы пили? – спросил я, вспомнив напиток со странным вкусом.
- Это просто дешевое шампанское, - ответила она, - и еще кое-что.
- Что же?