Площадка, открывшаяся взору принцессы, очень походила на арену для тренировок с такими же вкопанными в песок столбами. Разница была лишь в том, что здесь на разной высоте в бревна были вбиты железные кольца с кандалами, а обтесанную древесину покрывали буро-коричневые пятна. Окна здания, прилегающего к площадке, располагались тоже довольно высоко, вместо стекла в рамы были вбиты толстые прутья, железные или деревянные, сразу и не определить.
Справа от входа в несколько рядов, на коленях стояли рыдающие служанки, обслуживавшие неудавшуюся утреннюю трапезу императорской семьи. Беззащитных горничных окружала вооруженная стража, а в центре арены стоял тот, кто с первой их встречи одним своим видом пугал иностранную гостью императора.
Королевский палач сверху вниз взирал на прислугу, не скрывая своего превосходства и презрения. Рядом евнух противным голосом зачитывал указ, в котором за срыв завтрака правящей семьи каждой девушке полагалось десять ударов кнутом. Еще одна женщина, старшего возраста и в одежде более высокого качества, стояла в стороне и с легкой улыбкой наблюдала за происходящим, время от времени бросая на мужчины довольные взгляды. В ней Ю Фе и узнала незнакомку, которой таинственный евнух передал перед самым завтраком яд, это была главная дама, отвечающая за трапезу императора.
Стражники схватили первую горничную и потащили к столбу. Девушка не пыталась вырываться, только громко всхлипывала, оправдывалась, что ее вины во всем произошедшем нет, и просила пощады.
— Что здесь происходит⁈ — Ю Фенг преградила охране путь.
— О, кто к нам пожаловал? Барышня Ю, благословенная Жрица Клана Ветров. — Этот голос невеста генерала запомнила с первого раза. К ней приближался королевский палач, кузен наследных принцев, племянник императора. Мужчина снисходительно улыбался, словно происходящее было само собой разумеющимся, хотя глаза были холодны, словно безжалостный клинок, поражающий жертву прямо в сердце. — Рутина, ваше высочество. Безрукие рабыни провинились, испортив трапезу его величества. Поэтому их накажут и понизят в ранге, чтобы другим неповадно было. Десять ударов плетью слишком легкое наказание. По моему мнению, они достойны более серьезной экзекуции с применением весел.
— Я там была! — Чужестранка подняла глаза на врага. — Служанки не виноваты!
— Об этом не вам судить, принцесса. — Палач ехидно хмыкнул. — Ошибка кем-то была допущена, — Фанфёнг явно намекал на нее, — и кто-то должен за нее ответить. Несколько вместо одного, по-моему, это равный обмен, вы согласны? Но, вас же это никак не касается? — Мужчина играл чувствами девушки, словно акробат, затягивая ее в сети манипуляции. — Вам пора, ваше высочество, не мешайте осуществляться правосудию.
Лю Е попыталась увести подругу, дергая ту за рукав ханьфу.
— Тогда почему, — принцесса вывернулась из рук жены второго принца, — наказывают только их? Ведь по законам ВАШЕЙ страны, старшая дама, не до конца обучившая своих подчиненных, должна получить вдвое больше, чем они. У нее императорская амнистия? Или эта женщина находится в привилегированном положении, потому что пользуется чьим-то покровительством? Тогда о каком правосудии идет речь?
Палач замялся, сжал плотно губы, но все-таки кивнул головой в сторону старшей дамы, которую пара стражей тут же потащила ко второму столбу.
— Господин? — Этот полу вопрос полный удивления и непонимания привлек внимание многих. — За что, господин? Я же делала все, как мне велели. Пощадите меня, прошу! Спасите меня, господин! Не позволяйте этой рабыне вмешиваться в ваши дела, господин! Я же всей душой предана вам!
Еще один кивок палача, и рот старшей дамы заткнули кляпом, прерывая поток ее слов. Ко второму же столбу стражники привязывали младшую горничную.
— Остановитесь! — Снова прозвучал голос Ю Фе.
— Ваше высочество, — в глоссе палача появилась уже нескрываемая угроза, — вы испытываете мое терпение.
— Насколько я помню законы империи, — принцесса бесстрашно посмотрела в лицо мужчины, — слуги отвечают за своих господ. Но и человек высшего сословия может взять вину своего слуги на себя.
— К чему вы клоните, госпожа? — Перед девушкой был не просто мягкотелый чиновник императорского двора, а хищник, почуявший свою добычу, уже готовую самостоятельно прыгнуть в умело расставленную ловушку.