Ги де Кар
Жрицы любви
Две пленницы
Приоткрыв зарешеченное окошко портала, выходящего на авеню дю-Мэн, и увидев посетительницу, сестра Агата с удивлением воскликнула:
— Вы, мадемуазель Агнесса, и так рано! Что случилось?
— Пожалуйста, сестра, откройте поскорее. Скажите, могу ли я повидаться со своей сестрой?
— Ну конечно! Вы так давно не приходили, еще вчера она говорила об этом. Она ужасно волнуется. Да на вас просто лица нет! Может, случилось что-то серьезное? Вы не заболели?
— Нет, сестра. Мне надо увидеться с Элизабет.
В голосе посетительницы звучали такие тревожные нотки, что сестра-привратница тотчас же отперла дверь и провела ее во внутренний дворик дома престарелых.
— Сестра Элизабет сейчас очень занята, — сообщила она по пути. — В мужском лазарете как раз подъем. Она должна помочь больным с утренним туалетом. Но я все-таки постараюсь предупредить ее. Она выйдет, конечно, но, к сожалению, вряд ли сможет остаться с вами надолго… Подождите в приемной. Вы знаете, как туда пройти, ведь вы у нас не в первый раз…
Каждый раз, входя в монастырскую приемную, Агнесса невольно смотрела на статую святого Иосифа, единственное украшение этого аскетичного помещения. Ей хотелось узнать, не появились ли новые картонные фигурки или клочки бумаги с нацарапанными на них прошениями, которые обитатели здешних мест подвешивали на розовых ленточках к шее великого покровителя местной общины.
Раньше Агнесса удивлялась: в ее представлении такие поступки выглядели чистым святотатством, но Элизабет как-то объяснила:
— Нашего добряка святого Иосифа этим не удивишь! В здешних краях его с незапамятных времен считают покровителем стариков. Как только нам чего-то недостает, мы рисуем нужный предмет на кусочке картона и привязываем его к шее святого. Например, еще совсем недавно, когда продукты в дом престарелых привозили на лошади, маленькая картонная лошадка шесть дней висела на шее святого Иосифа. И это следовало понимать так: «Пресвятой отец, нам просто необходима лошадь! Наша уже состарилась, ее нельзя больше запрягать, и мы не знаем, как теперь доставлять продукты для стариков, ведь их здесь целых пять сотен!» Вся неделя прошла в молитве, обращенной к нашему милостивому заступнику, и вот торговец овощами с парижской окраины, неизвестно кем предупрежденный о нашей беде, доставляет сюда молодую и сильную кобылку и торжественно вводит ее во двор.
Агнесса слушала, как зачарованная, но немного недоверчиво.
— Три года тому назад, — продолжала Элизабет, — к шее святого подвесили картонный грузовичок. Прогресс, как-никак, и лошадь надо бы заменить машиной. Через несколько дней одна великодушная дама подарила нам грузовик, а водителем стал Арсентий, шофер по профессии, самый бодрый из наших стариков… Но бывает, что святой Иосиф не спешит выполнять просьбы! У нас была даже настоятельница, Преподобная Мать Мария-Кристина, которая, чтобы наказать святого, ставила его лицом к стене, если он не спешил заступаться за нас… Она уверяла, будто наказание немедленно дает результат: нужный предмет или деньги предоставляются в тот же день! Преподобная Мать любила приговаривать: «Доброму святому Иосифу явно не нравится стоять спиной к посетителям, он еще любопытней, чем сестра-привратница! Потому-то и предпочитает немедленно удовлетворять наши просьбы».
Взгляд Агнессы блуждал по комнате со строгим убранством, с выкрашенными эмалью стенами и светлой полированной мебелью. Она часто приходила сюда, с тех пор как ее сестра Элизабет по истечении положенного срока послушничества постриглась в монахини в главном монастыре святого Иосифа в Иль-э-Вилен и ее направили в Париж, в дом престарелых на авеню-дю-Мэн.
Сегодня утром лицо Агнессы, давно уже отмеченное печатью тайной грусти, выглядело особенно расстроенным. Какой был контраст с лицом вошедшей через несколько минут сестры Элизабет, лучезарным, отражающим, как всегда, внутреннюю радость, почти ликующим!
Постригшись в монахини и находясь в доме Сестер — покровительниц бедняков, Элизабет научилась преодолевать робость, которую считала одним из проявлений гордыни. Наедине с Элизабет Агнесса говорила мало; казалось, ей доставляет большую радость звонкий голос сестры, спешившей рассказать о множестве мелких событий, которыми наполнена жизнь дома престарелых. Элизабет увлеченно щебетала обо всем, не опуская ни одной, даже мельчайшей детали: все для нее имело значение.
Несмотря на бросающиеся в глаза различия в поведении и характерах, Агнесса и Элизабет были одинаково стройные и внешне очень походили друг на друга. Агнесса была красива и безупречно элегантна, а Элизабет даже стеснялась своей тонкой и стройной фигуры, не соответствующей, на ее взгляд, смиренному монашескому облику.
Как тут не перепутать, кто Агнесса, а кто Элизабет, да спасают различия в одежде: на одной — бежевый английский костюм, на другой — широкое черное облачение. У Агнессы пышные волосы раскинулись по плечам, а Элизабет — в строгом белом чепце. Казалось, в загадочной глубине серых с синевой глаз отражались прекрасные мечты… Слегка вздернутый носик придавал пикантность обеим. Пусть Элизабет не красит губы, как Агнесса, но их чувственность все равно видна. Тонкие запястья свидетельствуют о благородном происхождении. Интонации, улыбка, жесты у обеих совершенно одинаковы, монашеский чепец Элизабет скрывает, должно быть, такие же золотистые локоны, как у Агнессы… Подобное сходство объяснить легко: прелестная посетительница и смиренная монахиня — сестры-близнецы.
Томясь ожиданием, Агнесса вновь и вновь возвращалась к мыслям, преследовавшим ее с того самого дня, когда сестра отреклась от мира: она думала о мужестве и самоотверженности, необходимых сестре, чтобы ежедневно исполнять самые неприятные обязанности, справляясь с ними без единой жалобы и с восторженной улыбкой. Элизабет часто приглашала сестру в мужской лазарет; там она, верно, находится и сейчас. Вид изнуренных, немощных людей всегда вызывал у Агнессы инстинктивное отвращение. Может быть, ей и удалось бы посвятить себя целиком благородным делам, но едва ли она когда-нибудь смогла возиться со стариками. Она не чувствовала себя способной на подобное милосердие. Агнесса позволила увлечь себя на совсем иной путь. И сегодня утром, отчаявшись впервые в жизни, она осознала всю глубину пропасти, отделявшей ее от сестры. Желая почерпнуть в этом немом созерцании мужество, молодая женщина снова с тоской и мольбой взглянула на статую святого Иосифа, по счастливой случайности сегодня не наказанного. Агнессе почудилось, будто она видит эту статую новыми глазами. Раньше она казалась банальной и даже примитивной, такую можно встретить в приемных домов призрения Сестер-благотворительниц. Русобородый святой Иосиф, простирая руки навстречу посетителям, как бы обращался к ним со словами:
— Взгляните, я беден… Вот мои руки, они слишком слабы от природы для трудного ремесла плотника. Взываю к вам: подайте! Пожертвуйте хотя бы грош для наших стариков.
Глаза Агнессы наполнились слезами: пожертвование, на которое она готова, — это ужасное признание; она должна открыть Элизабет страшную тайну. Святой Иосиф простирал над ней свои длани: должно быть, он давно привык принимать в дар слезы — жемчужины грусти.
В этот момент, как благотворный тропический дождь, обрушившийся на иссушенную землю, в приемную стремительно вошла Элизабет. Увидев изможденное лицо сестры, она сразу поняла, что драма, приближение которой она чувствовала уже много месяцев, наконец разразилась. Она порывисто обняла сестру и прошептала:
— Расскажи мне все…
Губы Агнессы приоткрылись и задрожали. Но она не смогла произнести ни слова.
Уже в течение трех лет, приходя в приемную, она хотела поделиться с сестрой тем, что так ее тяготило, но мужества не хватало. Она представила себе на мгновение, как рассказывает Элизабет о своей жизни, и поняла, что не сможет нарушить покой этого святого места и нанести удар той, которая стала воплощением любви и милосердия.