— А что мешало начать рассказ, с момента… как начали тащить ядра? Или привел бы в пример камень: бросили, взлетел, упал. И все — чем не аналогия?
— Эту историю, я три раза сократил вполовину, и тебе все равно затянуто? Я ошибся… Думал, у тебя есть вкус, жажда познаний… со всеми тонкостями… со всей психологией… Был уверен, сам спросишь: "Что же дальше? Каким боком повернулась судьба к героям этой трагедии?" А теперь… умолять будешь, не словом не обмолвлюсь… Ты гляди ж… Перед ним наизнанку выворачиваешься…
— Чертов Йети… — злится человек. — Придумал себе чего-то там и треплет нервы… Атавизм у него…
Злость Жу вдруг пропала, сказал спокойно, улыбаясь:
— Любой микробиолог подтвердит: существует такое понятие — "популяционные волны". Это когда, скажем, раз в пятьдесят лет, происходит резкий репродуктивный всплеск. Численность представителей, какого-нибудь вида, увеличивается в сотни раз. Труднообъяснимые явления. Такие всплески заложены в самом ДНК каждого организма, их легко проследить на существах, чей жизненный цикл быстротечен. Как из преисподней, возникают миллиардные полчища тараканов, гнуса или мушек — каких-нибудь дрозофил. Их так много, что день становится ночью, и… Или армия тутовых шелкопрядов, в считанные дни, объедают все шелковицы, на целых континентах, до последнего листочка, до белых стеблей, а потом также резко на десятилетия, а-то и столетия исчезают, в никуда. Это простая математика. Знаешь, во сколько раз возросла численность гомосапиенс за последние триста лет? А ведь сотни тысяч лет, ничего этого не было. Количество особей было стабильным. Я даю Вам, еще от силы пятьдесят лет, чтобы объесть эту шелковицу и все… хе-хе. И никакой цивилизации. Человеческий код уже дает сигнал к отступлению, останутся те, чей мозг раньше упростится, быстрее приспособится к новым, диким реалиям.
— Теперь, наконец — все?.. — спросил Виктор. — Не стоило есть этого несчастного, потерявшегося профессора. Вместе со знаниями, похоже, передалось и старческое слабоумие…
— Ты про охотника? Не смеши: этот парень не отличит корейского долгоносика от вьетнамской жужелицы.
— Спим?
— Какой ты все таки… — обиделся Жу. — Когда-нибудь, ты захочешь поговорить, но я клянусь..!..
11
В пещерном проеме замелькали скучные дни. Пару раз зверь приносил еду, но не нарушал обета молчания. Виктор заговорил первый. У него появился план, еще надеется уговорить Жу, отказаться от своей идеи.
— А хочешь, расскажу историю? Тоже очень поучительная… будет, о чем задуматься… Тебе понравится. — сказал он. Ободрился отсутствием возражения, начал:
— Кода-то, давным-давно, читал в какой-то книжке, была бесплодная суша, и дух метался над ней. Потом за пару дней реализовав скрытый талант ландшафтного дизайнера, генетика и, применив некоторые познания в мелиорации и… впрочем, что было потом всем известно, и не так интересно. Гораздо важнее, что было до этого.
Ничто не берется из ниоткуда, и наш дух, всего лишь потомок другого духа, который в свое время, тоже был молод и энергичен, и что-то похожее с подшефным участком вселенной уже творил. Но, ничто не вечно под луной, и когда жизнь подошла к закату, отдал бразды правления… ну, как это и полагается.
Вселенные рождаются и умирают, передают хромосомы потомкам, так что города, люди и даже отдельные, кажущиеся случайными события, повторяются снова и снова.
Так вот. В каком-то году, где-то недалеко, в пределах бесконечности: жили, плодились и размножались, молились и грешили, надеялись, копили, плакали, душили, писали стихи… Он, его кстати звали Виткор, писал стихи. Он жил на первом этаже, а она на девятом. Он писал красивые стихи. Он делал это лучше других, это было его призванием, талантом, щедрым подарком вездесущего духа.
Все были в восторге от его искусства, все от первого по восьмой этаж. Но она… она жила девятом. Была умна, практична, и как это принято в довесок — бездушна. А он, конечно же любил именно ее. Покорить сердце строптивой не было возможности за неимением оного, но удовлетворив земные запросы, можно было обладать ее телом, и он попробовал.
Больше не искал рифмы, не упивался вдохновением, не ждал и не хотел чуда. То, чего хотел, было холодным, почти мертвым, и… последнее стихотворение звучало как так:
"Остывший дым. — Пустой орех. — И депрессивный смех. — Решали долго: — Кто из них, тебе дороже всех. — Но ты любил: — Истошный скрип. — И равнодушный взгляд. — И черствый сок болотных лип. — И дождь. — И страх. — И яд. — Зовут могильные кроты: — Цветы с полей совать в тюки. — И на кресте своей мечты, ногтем царапать матюги".