— А вот это слово "Баншисьхрас" или "Ваншисьхрамс" или… или… оно… оно что-то… связанное с насилием?
— Нет Футьен, не переживайте, так здесь называют людей, которые чтят Мурзафа больше остальных.
К ним подошли только через сутки. Вернее — подошел, бородач, лет тридцати, с раздражительной привычкой сильно жестикулировать; он будто пытается слепить из воздуха предметы, или образы о которых говорит.
— Ну что сссабаки! — приветствовал пленников, ловкой кистью схватил невидимого, грязного пса за загривок, и отшвырнул в сторону.
— Очень образно, — похвалил Виктор.
— Ну, — смущенно сказал Жу. Продолжил:
"Ну что, собаки, — сказал он. — Меня зовут Маншихрас. Я убил за свою жизнь больше тысячи "неверных"! Меня знают по обе стороны границы, как самого кровожадного нукера на Востоке. Но сегодня, у меня праздник, моя лошадь ожеребилась, и один из вас останется жить. Кто? — решит аллах. Отпущу, через двадцать дней, если захочет… Ха-ха-ха! Мы поиграем в игру. Все очень просто, честно. Принесут большой кувшин с водой, — если пить одному, — хватит на месяц… ну дней на двадцать пять… может, чуть меньше… если экономить… А пить впятером, и вода кончится через пять дней. Жарко, через неделю умрете".
Еще что-то говорил, потом что-то ответил на арабском Виснор, и им скинули лестницу.
— А ты останешься, — сказал Виснор Футьену, — пойдут только четверо.
— Почему я? — возмутился сержант, но его одернул один из пленников. Футьен недовольно от всех отвернулся.
— Все очень просто, — рассказывал капитан по дороге. — Нас хотели убить, но судьба благосклонна. У них тут был съезд старейшин, — сидели, угощались и двое из именитых гостей ни с того ни с сего, вдруг взяли и померли. Остальные — ничего, живехоньки. Чего там жрали те двое, никто не помнит. Что отравлено — не ясно. Времени готовить — нет; Мурзаф уже подъезжает, и если его не покормить… Наш новый добрейший покровитель Маншихрас боится, остаться без головы. Предлагает нам пообедать.
Никто не помнит, чтобы ел птицу, рис, лаваш, или пил сливовое вино, кстати — все, любимые блюда Мурзафа.
Стол ко всеобщей радости не так скуп, как думали; вином с мясом, уже проверенными гостями, насладился каждый. Они ни ели молча, заглядывая друг другу в глаза — нет. Звучали шутки, говорились тосты, и даже была спета душевная, патриотическая песня. И когда рядовой Сожардон схватился за живот, каждый успел сказать товарищу: "прощай брат" и пожать несчастному руку. Отравленной — оказалась птица.
Ночью приехал Мурзаф. Утром за легионерами пришли. Виснор попросил оставить Футьена, — Маншихрас разрешил. После этого Футьен больше не разговаривал с Виснором. Он был напуган, подозревал капитана в коварстве.
На этот раз, нужно стрелять из огромных старинных пушек. Мурзаф спорил с одним из старейшин, что те выдержат тройной заряд пороха. Некоторые, горячие головы готовы увеличивать ставки на крепость орудий по ходу проведения испытаний. Проиграл — один Мурзаф, — уже третья разлетелась на кусочки, снесла пол туловища одному из легионеров.
Следующий погиб, когда гости соревновались в меткости. Обреченные, но не сломлены люди, ставили себе на головы яблоки, и сами выбирали стрелков. Виснору повезло, — выбирал первым, отобрал самых трезвых.
Потом была игра, чемто напоминающая русскую рулетку, и их осталось двое, Виснор и Футьен.
Перед ними положили три монетки, решкой вверх. С обратной стороны, там, где орел — краской нанесли несколько жирных точек: на одной красного цвета, на другой желтого, на третьей зеленого. Перевернули, перемешали. Виснор, может заглянуть под первую монету, Футьен под среднюю. Кто первый назовет цвет третьей, будет жить, кто рискнет назвать первым, но ошибется — умрет. Участники могут общаться между собой. Эта игра, несмотря на кажущуюся простоту, некоторыми ценителями считалась самой зрелищной.
Сидят за столом несколько минут. Футьен напряжен, взволнован. Виснор улыбается.
— Что дальше капитан? — жалобно спрашивает Футьен — Чего от нас хотят, зачем все эти монеты?
У Виснора есть выбор: честно рассказать правила игры сержанту, ведь тот не знает языка, как ты помнишь, или…
— Каждый из нас, — сказал он, — вытаскивает другому наказание. Показывать нельзя, но один другому должен сказать честно, какой цвет видел. Моя монета красная — тебя обваляют в углях, достану желтую — выкалят глаза, зеленую — захлещут до смерти прутьями.
— Это очень странно… да капитан? Я почему-то думал, умирает, всегда только один.
— На этот раз живых не будет, мой друг.