— Там, старик…
— Ты и не ведаешь, негр… Я здесь состарился… Я такое видал — волосы дыбом встанут… Сказать? — Его глаза блестят странным блеском, он отбрасывает посох, встает. — Бедняку такое невезение на роду написано, что, если за дерьмо будут деньги платить, у бедняка запор сделается…
Негр хохочет. Старик теряет равновесие, опрокидывается на мешки с табаком. К нему бросается женщина:
— Ушиблись?
Солдат похрапывает. Женщина, оказавшись рядом с Антонио Балдуино, шепчет:
— Я не сказала, чтобы его не расстраивать. — Она кивает в сторону парня. — Если правду говорить, я не знаю, почему меня Ромуалдо бросил. Думаю, от нищеты сбежал… А соседка говорит, ушел он к Дулсе… была там такая… Кто знает? — Голос ее срывается. — Нет, не поверю… Он бы меня так не бросил…
Солдат спит, счастливый, будто он уже покончил счеты с жизнью.
— Так вот… с ребенком в брюхе… Ну почему, почему он ушел?
Антонио Балдуино чиркает спичкой и видит, что женщина плачет, плечи у нее вздрагивают. Негр смущен, не знает, что сказать, бормочет:
— Не горюйте… обязательно будет мальчик…
ЦИРК
С Луиджи он встретился совершенно случайно. Антонио Балдуино провел остаток ночи, шатаясь по городу. Бывший солдат сразу уехал в Лапу. Старику было где остановиться. Женщина пошла к подруге. Наутро Антонио Балдуино решил найти попутный грузовик и бесплатно вернуться в Баию. Он как бы невзначай подошел к одной машине — ее как раз грузили — и спросил у шофера, будто просто так:
— Ты, брат, не в Баию?
— В Баию, — ответил веселый ладный мулат, шофер. — А тебе что — посылку отправить?
— Посылку, да еще какую! Вот этого негра! — Антонио Балдуино, смеясь, ткнул себя в грудь.
— Ишь ты! В Баие теперь праздник… Весело там, парень…
Антонио Балдуино присел на корточки рядом с шофером, тот угостил его сигаретой.
— Зверски, брат, домой хочется… Вот уж год почти, как ушел…
Шофер пропел:
Баия, мой прекрасный город, зачем покинул я тебя?
— И не говори… верно, хороша Баия… До смерти туда хочется…
— Поедешь со мной на грузовике? Я после обеда отваливаю…
— У меня, приятель, ни гроша…
— Истратился на красоток, — захохотал шофер.
Антонио Балдуино подмигнул:
— Может, и так…
— Ладно. У меня помощника нет. Ты за него поедешь…
— Спасибо…
— Придется эту развалину где подтолкнуть — пособишь…
— Ты когда снимаешься?
— После обеда… час, полвторого…
— Ну, я пошел…
— Куда?
— Прощусь с друзьями.
— Так ровно в час…
— Ладно…
Антонио Балдуино пошел бродить по городу. Никаких друзей у него не было, но не хотелось, чтобы шофер знал, что он не евши, голодный поедет. Ничего, поужинает в Баие с Толстяком или Жоакином. А то с самим Жубиабой. Об этом думал Антонио Балдуино, и еще — где бы добыть сигарету. Вдруг за его спиной крикнули:
— Святая мадонна! Балдо!
Он обернулся. Перед ним стоял Лунджи, сам Луиджи, собственной персоной. Негру бросились в глаза его поредевшие волосы, потертый костюм.
— Луиджи…
Итальянец схватил его за плечи, оглядел, повертел во все стороны и весело произнес:
— Великолепно…
— Как тебя сюда занесло, Луиджи?
— Враждебный ветер, мой мальчик, враждебный ветер…
— При чем тут ветер, черт возьми!
— С тех пор как ты ушел с ринга, Балдо, удача повернулась ко мне задом…
Луиджи грустно посмотрел на негра:
— Тебя ждала головокружительная карьера… Какая обида… взял и сбежал, ничего не сказав…
— Очень уж меня эта потасовка расстроила…
— Пустяки… пустяки… Что это за боксер, которого хоть раз в жизни не нокаутировали? Да и пьян ты был, как свинья.
— А какого дьявола ты сейчас здесь, Луиджи? Ты что, нового боксера завел?
— Какого боксера… такого, как ты, мне больше не встретилось.
Антонио Балдуино захохотал, довольный. Ткнул итальянца в грудь.
— Да, такого больше не встретилось… Теперь я тут с одним цирком.
— Цирком?
— Гнусное предприятие… И не спрашивай…
Они зашли в ресторанчик. Луиджи заказал кофе. Антонио Балдуино признался:
— Возьми мне сигарет, Луиджи… Я на мели…
Он знал — с Луиджи можно говорить откровенно. Вдруг он о чем-то вспомнил, пробормотал:
— Тебя одного там не было… когда я в ловушке сидел, в лесу, помирал с голоду…
— Я не знал, мой мальчик… как же это случилось?
— Да нет, ничего… Я голодный был, думал — конец… И, знаешь, привиделось мне, будто все, кого я знал в жизни, бегут за мной, отпевают меня, как покойника… Тебя одного там не было…
Луиджи все еще не понимал толком. Пришлось рассказать ему о драке с Зекиньей и бегстве в лес, о призраках. Говорил Антонио Балдуино нехотя, хмуро и наспех — не терпелось узнать, что это у Луиджи за цирк.
— Так что же ты теперь делаешь?
Луиджи невесело покачал головой.
— Паршивое предприятие… Когда ты сбежал, я не у дел остался…
— До ручки, как говорят, дошел?
— Вот именно… Тут-то и подкатил этот цирк… Большой международный цирк, видишь ли… Хозяин тоже итальянец, некий Джузеппе. В Баие они неплохо зарабатывали, да у Джузеппе дела были запутаны, вся выручка пошла кредиторам, еще долги остались. Я своих денег внес, сколько недоставало, стал пайщиком… Пайщиком-неудачником… По каким только захолустьям нас не носило, святая мадонна! Доходов никаких, расходы бешеные. Считай, что мы банкроты. На краю гибели.
Луиджи махнул рукой и пустился в подробности. Антонио Балдуино бросил:
— Черт знает что…
Вдруг Луиджи посмотрел на него и сказал:
— Знаешь? Пришла мне в голову одна мысль… Все еще можно поправить. Мне нужен ты.
— Я? Я еще циркачом не бывал…
— Ты и боксером не был, а я тебя сделал…
Они, улыбаясь, принялись вспоминать прошлое, а когда поднялись из-за столика — Антонио Балдуино состоял в труппе Большого международного цирка как борец. Негр нашел шофера, предупредил его:
— Раздумал в Баию ехать, приятель…
— Бабы не пускают, — расхохотался шофер.
— Может, и так. — Негр подмигнул.
Устный контракт, заключенный с Луиджи, гласил, что у Антонио Балдуино будет жилье, еда и деньги, если в цирке появятся деньги. Но за деньгами негр Антонио Балдуино не гнался.
Афиша все еще лежала на земле. На ней было написано синими буквами: «Большой международный цирк». Около афиши растянулся спящий Джузеппе. Луиджи объяснил:
— Нализался… вечно он так…
И пнул соотечественника ногой. Тот бессвязно забормотал:
— Прошу внимания… сейчас он сделает сальто-мортале… одно слово — и великий гимнаст убьется…
Люди копали ямы, сооружали скамьи. Работали все, артисты, служители, администрация. Луиджи провел Антонио Балдуино в свой барак. И первое, что бросилось в глаза негру, был собственный его портрет, фотография Антонио Балдуино в позе борца — так его сняли когда-то для одной баиянской газеты.
Луиджи растянулся на кровати (точнее, кушетке, которую выносили на арену для номера Человека-Змеи) и продолжал свои объяснения:
— Кто победит, получит пять тысяч… Вот увидишь, никто не захочет с тобой бороться…
— Но бороться-то надо, иначе зрители взбесятся…
— А кто сказал, что не надо? Наймем кого-нибудь за двадцать мильрейсов. Желающие найдутся. Ты красиво положишь его на обе лопатки.
— А если объявится мерзавец, которому охота подраться по-настоящему?
— Не объявится…
— А вдруг?
Луиджи указал на портрет:
— Ты же боксер, мальчик.
Антонио Балдуино кивнул и, насвистывая, погладил портрет.
Луиджи заметил:
— О былом жалеешь? Состарился?
— Тогда у меня на роже шрама не было.
— Со шрамом лучше, это усиливает впечатление.
В дверь постучали. Луиджи открыл. Вошла маленькая женщина и стала требовать, чтобы ей заплатили жалованье — задерживают уже полтора месяца.
— Я так работать не буду… завтра на меня не рассчитывайте.
— Моя дорогая, завтра вы все получите…
— Завтра получите… всегда у вас так… Вот уж два месяца завтраками кормите. Хватит. Завтра я не работаю.