– Так… – Он помолчал, затем уклончиво добавил: – Есть причина.
– А-а. – Яцек встал и принялся умываться. – Завтракать будем? – обернулся он.
– Неплохо бы, – поддержал Жуга. – А где?
– Да прямо здесь и закусим. Ты подожди, я сейчас.
Яцек оделся, коснулся мимоходом печной трубы – тёплая ли? – убежал и вскоре вернулся с булкой горячего хлеба и медным чайником. Чайник был странной формы – узкий, высокий, булькал свежим кипятком. Яцек поставил его на стол, с головой залез в сундук, вытащил два мешочка и насыпал в чайник немного коричневого порошка. В воздухе разлился сильный горьковатый аромат. Жуга озадаченно принюхался.
– Это что?
– Не знаешь? – Яцек оглянулся. – Кофе. Неужто не пил никогда?
– Нет… Это какая-то трава?
Яцек почесал в затылке.
– Наверное, – неуверенно сказал он. – На, взгляни сам.
Он снова пошарил в мешочке и насыпал Жуге в подставленную ладонь дюжину крупных, с ноготь размером, коричневых зёрен. Были они овальные, сухие, слегка подгоревшие, пахли странно, но приятно. Жуга с опаской раскусил одно и хмыкнул: вкус был незнакомый, чужой, разливался терпкой горечью на языке.
– Где это растёт?
– Не знаю, – пожал плечами Яцек. – Где-то на юге… Вот чёрт!
– Что такое?
– Гляди – крысы булку погрызли. Когда только успели? Ну да ладно, давай есть.
Яцек разлил дымящийся напиток в чашки, нарезал хлеб, достал из сундука горшочек с маслом.
Жуга отпил из чашки, поморщился:
– Горько.
Яцек кивнул:
– Мне тоже поначалу не нравилось, а потом привык. На вот, сахару добавь.
– Сахару?!
Жуга заглянул во второй мешочек. Там действительно был желтоватый колотый сахар – редкое лакомство в горах. В Гаммельне его продавали в аптеках. Видно, не так уж мало получал Яцек за свою работу, если мог позволить себе такое! Поколебавшись, Жуга положил в кофе пару кусочков и снова попробовал. Напиток и впрямь стал вкуснее. Утренняя вялость постепенно ушла, в голове прояснилось. Хлеб из пекарни фрау Мютцель был свежайший, даже масло таяло, когда его намазывали на толстые и тёплые ломти. Приятели в два счёта съели всю булку и засобирались по делам.
– Вот так ты и питаешься? – спросил Жуга, когда Яцек укладывал всё обратно в сундук. – Хлебом да водой?
– А что?
Жуга пожал плечами:
– Хоть бы кашу варил, что ли…
– Сваришь её, как же! – фыркнул Яцек. – Нет ничего – ни огня, ни камина.
Жуга обернулся, стоя в дверях.
– Ты вот что, – сказал он. – Раздобудь к вечеру какой-нибудь горшок. Только не шибко большой. И чтоб с глазурью.
– Глиняный?
– Ну.
– Для чего? Я же говорю: негде готовить.
Жуга загадочно улыбнулся.
– Что-нибудь придумаем, а пока до вечера.
– До вечера.
Томас Остенберг, бургомистр Гаммельна, принимал просителей по вторникам и четвергам. Сегодня он был не один – с утра к нему заглянул Густав Бреннель, доктор медицины. Обоих связывали давние и прочные дружеские отношения, хотя человеку стороннему трудно было бы вообразить людей, более друг с другом несхожих как внешностью, так и характером. Бургомистр был полный степенный господин лет сорока, слегка обрюзгший и бледный, как все горожане, с пухлыми губами, маленькими серыми глазками и редкими светлыми волосами. Бреннель же, напротив, был сух и высок, профиль имел ястребиный, а взгляд – пронзительный. Его лицо и руки покрывал тёмный загар. Горожане, встречая его на улицах, почтительно снимали шляпы: он был ничуть не менее, а может, даже более уважаемым человеком в Гаммельне, чем сам бургомистр.
Сейчас герр Остенберг сидел за столом, перебирая бумаги и почти не глядя на очередного посетителя. Сегодня как раз был вторник, и настроение у бургомистра было испорчено с самого утра. Ох уж эти просители! Ну зачем, скажите на милость, зачем нести в городскую ратушу всякие мелкие дрязги? Взять, например, Рудольфа Хоффа, который подал жалобу на соседа. Неужели нельзя было разобраться меж собою тихо-мирно? А Ганс Фогель, лавочник, который сетует, что ему нет покоя от крыс, и просит принять меры! Каково, а? Может, прикажете ещё и ущерб ему возместить? Может, ещё денег дать из городской казны на крысоловки?
Н-да…
Ну, ладно, когда приходят горожане, это ещё можно понять. Но что здесь делает этот подпасок, который и говорит-то по-немецки с трудом?
Бургомистр откинулся на спинку кресла и задумчиво побарабанил пальцами по столу. Поднял взгляд.
Перед ним стоял худой безусый паренёк лет семнадцати – уже не мальчик, но ещё не мужчина. Острый взгляд, голубые глаза, давно не стриженные рыжие волосы. В речи сквозит сильнейший славянский акцент. Интересно, откуда он?