Кузнец поднял лемех и повернулся к очагу. Сощурился, рассматривая.
– Хорош, а? – обернулся он, осклабился, и Жуга вдруг с удивлением увидел, что перед ним вместо кряжистого широкоплечего мужика, каким он всегда представлял себе кузнеца, стоит невысокий жилистый парнишка чуть старше его самого, весь в саже и копоти, с весёлой улыбкой на чумазом открытом лице. Его длинные чёрные волосы перехватывал кожаный ремешок. Жуга невольно глянул на молот, который теперь показался ему совершенно неподъёмным.
– Тебя как звать? – спросил кузнец, набрасывая поверх рубашки старый нагольный тулуп. Сдёрнул шапку с гвоздя.
– Жуга.
– Ну, спасибо, Жуга, вовремя подоспел… Чего пришёл-то?
– Кирку мне надо. Да и лопата не помешала бы. Люди посоветовали у тебя спросить. Дашь?
– Кирка? – Паренёк потёр подбородок. – Если найдётся, отчего бы не дать. – Он порылся в груде железяк, сваленных в углу, и вытащил средних размеров кирку без рукоятки. – Вот. А зачем тебе?
– Могилу копать.
– А. – Паренёк помрачнел. – Так это ты пришёл сегодня с этим, который замёрз?
– Я.
– Ну что ж, хоть и грех так говорить – Бог тебе в помощь.
– Благодарствую. Ладно, пойду я, пожалуй.
– Копать? Прямо сейчас? – поразился кузнец. – Ты что, очумел? Вечер ведь. Вот что: я в баню сейчас, а тебе, я вижу, тоже вода не повредит. А после посмотрим, чем тебе помочь.
– Да я… – начал было Жуга – и вдруг ощутил, как ноют руки и ноги, как давит на плечи мягкими рукавицами дневная усталость, течёт по телу кислый едучий пот, и умолк.
– Правда твоя, – признал он, – баня – это сейчас было бы самое то.
– А я что говорю! – Паренёк завернул в мешковину откованный лемех и пинком растворил дверь кузни. – Пошли.
У порога Жуга задержался, отметив мимоходом, что на улице уже стемнело.
– Тебя как звать? – спросил он.
Имя, прозвучавшее в ответ, было резким, как удар молота.
– Збых.
После бани и нескольких кружек душистого липового чая с мёдом Жуга разомлел. Его грязную рубашку Збых запихал в корзину и дал взамен чистую из своего запаса, белую, с затейливой вышивкой.
– Бери. Кажись, эта впору будет.
Рубашка повисла на травнике, как на вешалке.
– Жена вышивала? – спросил Жуга, рассматривая узор.
– Сестра.
– Она здесь сейчас?
– К подружке в соседнюю деревню отправилась.
– Что ж так – в соседнюю?
– Да нашенская она… подружка, в смысле. Замуж вышла, к мужу и переселилась. А ты откуда будешь?
– Издалека. С гор.
Слово за слово Жуга рассказал новому знакомому обо всём, что случилось в лесу. Збых слушал, рассеянно кивая и изредка спрашивая о чём-нибудь. Хмурился, качал головой. Наконец поднял взгляд.
– Ночлег нашёл, нет?
– Нет. Разве только у отца Алексия…
– Ну, это ни к чему. Раз такое дело, оставайся покамест у меня. Денег не надо.
Жуга помолчал, отставил глиняную кружку с остывшим чаем и некоторое время сидел недвижим. Пожал плечами.
– Неудобно как-то…
– Да брось, всё равно бобылём живу.
– А сестра?
– А что сестра? Она у меня девка с понятием. Считай, я тебя погостить зазвал. Так что лезь вон на полати.
Жуга, который впервые за весь день поел с охотой, теперь молча сидел за столом, прислонившись к натопленной печке. Глаза смыкались, говорить не хотелось, и спорить он не стал, лишь кивнул благодарно, лёг, накрылся полушубком и вскоре уснул.
Збых ещё некоторое время сидел один, задумчиво глядя в стол. По правую руку от него, словно соринка в глазу, маячило чёрное. Кузнец повернул голову и вздрогнул: на миг показалось, что рядом на лавке свилась кольцами тонкая чёрная змейка. Збых похолодел, но тут же вздохнул с облегчением, припомнив, как Жуга за разговором кромсал ножом узкий лоскут сыромятной кожи, и потянул «змейку» к себе. То был затейливо плетённый кольцом ремешок с узелками. Узелков было много, десятка полтора, и Збых всё время сбивался, пытаясь их счесть. Махнув рукой, он бросил эту затею, зевнул, перекрестился на образа, погасил свечу и полез на печь.
Шорох шагов? Скрип несмазанных петель в ночной тишине? Дуновение холода? Збых не смог бы ответить, что его разбудило, но так или иначе среди ночи он открыл глаза и более не смог уснуть.
Едва стемнело, сразу со всех сторон налетел ветер-баламут, размётывая по полям сухой колючий снег, шуршал по крыше, царапался в окна, завывал дурным голосом. В избе было тихо и тепло. Мерцала огоньком лампада. Постель Жуги была пуста. Збых решил, что странник вышел по нужде, но прошло пять минут, десять, и кузнец не на шутку растревожился. Он слез с печи, оделся и вышел на двор.