Жуга в этом странном «нигде» двигался медленно, словно слепой в лабиринте. Тела своего он не чувствовал, лишь браслет весомо оттягивал левую руку; самой руки видно не было, только краем глаза удавалось углядеть мерцающую во мгле красную искорку: камень.
Жуга остановился и огляделся.
«Вайда!»
Ответа не было.
«Вайда!»
Новая волна шорохов, но и только.
Жуга растерялся. Он не знал, что будет делать, когда попадет сюда. Он даже не знал, куда его занесёт. Какие поиски, когда нет ни верха, ни низа, ни середины?
Хотя если подумать…
Браслет помог ему сюда попасть. Должен же в этом быть хоть какой-то смысл!
«Вайда!» – снова позвал он.
Нет ответа.
Жуга задумался.
У Вайды сейчас нет своего тела. Это Збых, а не Вайда спит в избе, но его звать как раз не стоит – кузнец может только помешать. Что сводит их воедино?
«Рифмач!»
Эхо метнулось вдоль невидимых стен, разгоняя тени. Жуга шагнул, нащупывая путь невидимой ногой, и вновь остановился.
«РИФМАЧ!!!»
Тени сгустились. Теперь в них появилась форма, возникли границы. Шум перестал быть неразличимым – ещё не слова, но призраки слов. Ещё шаг – и впереди замаячила размытая фигура человека.
«Рифмач, я здесь!»
«Я… я… я… ззуу…»
Жуга снова продвинулся вперёд и замер, поражённый.
Перед ним были двое. Хотя нет – один… Нет, поправил себя Жуга, всё-таки двое.
Это было странно и страшно – видеть, как сливаются, перетекая из одного в другое, головы, руки, ноги… Призрачные тела дёргались, бились в медленных и бесконечных судорогах, и от этого становилось ещё страшнее. Лиц видно не было. Сердце у Жуги замерло: он понял, что едва не опоздал.
«Рифмач!»
Движение замедлилось. Голова (сейчас она была одна) повернулась к нему. Тёмный провал рта раскрылся.
«Кто-о-о…» – эхом прошелестел вопрос.
«Это я. Жуга. Я искал тебя, Вайда. Пойдём со мной».
Головы медленно разделились. В дымном проблеске проглянуло лицо рифмача.
«Зачем… ты…»
«Идём со мной, – повторил Жуга. – Оставь спящего в покое. Ты здесь чужой, Вайда. Идём, пока не стало поздно. Семь оборотов уже прошло».
Искажённое болью лицо исчезло и появилось вновь.
«Я не помню… Ничего не помню…»
«Память – колодец. Разбей пустое отражение и войди в воду. Перестань быть тенью. Отыщи себя».
На сей раз молчание затянулось надолго.
«Ты… поможешь мне?»
Жуга больше всего боялся обещаний, но иного пути, похоже, не было.
«Я помогу тебе», – кивнул он.
Некоторое время ничего не происходило, и Жуга лихорадочно стал соображать, что теперь делать, как вдруг Тень разделилась. Одна её часть осталась на месте, другая двинулась к травнику. Она подходила всё ближе и ближе, и с каждым шагом из смутной игры света и тени всё отчётливее возникало бородатое лицо рифмача.
Вайда подошёл вплотную и остановился.
«Жуга! – Густая борода раздвинулась в улыбке. – Жуга… Чёрт возьми, как же я рад тебя видеть!»
Слипшиеся веки разлепились. Над постелью склонилось встревоженное девичье лицо.
– Ружена…
– Я здесь, здесь, Жуга…
Он сглотнул.
– Збых…
– Он так метался, так метался… а теперь снова спит… Это хорошо?
– Да… Так и надо. – Жуга приподнялся на локтях и попытался сесть. Это ему удалось. Поднёс к лицу руку с браслетом. Камень мягко вспыхивал и гас вместе с биением сердца. Наверное, и цвет изменился. Впрочем, это было уже не важно.
Ружена перехватила его взгляд.
– Вайда теперь там?
Жуга кивнул:
– Да. Кажется, да…
Он разжал кулак. Мелкий серо-зелёный порошок – всё, что осталось от фигурки человека с браслета, – струйками потёк меж пальцев.
– Вот, значит, как… – пробормотал он.
Часть порошка прилипла к ладони, Жуга вытер её о рубаху и только теперь заметил, что весь взмок от пота.
Ружена, похоже, тоже это заметила.
– Ой, я сейчас…
Она вытащила из сундука и помогла Жуге надеть чистую рубашку, затем они совместными усилиями переодели Збыха, тоже мокрого как мышь, и уложили обратно.
– Может, поешь? – Ружена захлопотала, торопливо собирая на стол. – У меня похлёбка на плите. Горячая.
Жуга почувствовал, что и в самом деле проголодался. Есть хотелось неимоверно.
– Сколько всё это длилось? – спросил он.
– Почти весь день. Полночь скоро…
Жуга слез с кровати и еле добрался до стола. Голова кружилась, зато ноги, похоже, уже совсем зажили, только жутко чесались. Он отрезал хлеба, полил квашеную капусту постным маслом и подвинул к себе миску с похлёбкой. Ружена уселась напротив, молча глядя, как он ест.