УАЗ свернул с тракта и съехал в поле, что тянулось вдоль леса. Уминая травостой, он полз, точно огромный жук. Скоро далекий домик прочернился на синеве, а вокруг заборчик, а у заборчика мальчик – стоит с ладошкой вдоль лба – ждет папку, а папка едет довольный – убил медведя.
– Ма! – крикнул мальчик, и убежал в дом.
Ма, конечно, по локоть в муке. Конечно, отерла о фартук ладони. УАЗ хрустнул коробкой ручника и встал, и заглох. И вышел косматый, здоровый и вонький, и родной, и раскрыл ручищи, готовые к объятию.
– Ушел, гад, – рассказывал позже, – почти ушел от нас. Я ему саданул, а он как ломанется! День искали. Но ничо. Шкура в дырье, но хороша. Отдам дядь Митяю – шик будет. Засолит, жирок снимет – загляденье!
Со шкуры, что лежала на земле у ног семейства, на людей смотрели Жук и Клещ.
– Ну, ладно, – сказал косматый, – я в баню.
– Идем, – сказала жена.
А мальчик остался. Ходил вокруг, выглядывая что-то. Поднял веточку и водил по лесу шерсти, пока не выловил большого муравья-воина. Муравей вцепился в веточку, приняв за врага. Бродил по ней и кусался. А мальчик прихватил его за спинку и сдавил, и смотрел как идет из муравья капелька сока.
– Сейчас есть будет, – сказал Жук.
Но мальчик не съел муравья, а выбросил, потеряв интерес.
– Странно, – сказал Жук, – что это вообще такое?
– Это, наверное, их личинка, – сказал Клещ.
«Какая ты большая личинка» – подумал Жук восхищенно. «Как надолго тебя хватит!»
– Что же будет, когда оно вырастет! – ответил Жук и задумался.
В крохотной голове зашагали большие, как мальчик, мысли: если оно убивает просто так – значит оно вредное. Я не убиваю просто так – я хочу есть. Если оно вредное, то зачем оно нужно? И это еще личинка! Ах ты, вредная вкусная личинка…
– Хочу это съесть, – сказал Жук.
– С ума сошел? Она же огромная!
– Чем больше – тем вкуснее.
3
Долго мальчик играл со шкурой. Кто знает – почему понравилась ему? В мирке, что был в его маленькой голове, он делал нечто значительное. Обходил шкуру кругом, вглядывался, шерстил палкой. Вращался округ, точно спутник. Выловил еще муравья, которого ждала особая участь. Из кармашка достал кружок увеличительного стекла. Сначала рассматривал муравья большим от линзы глазом. Что-то шептал про себя и сопел, как сопит всякий увлеченный ребенок. Рассмотрев муравьишку, сфокусировал на нем луч солнца и сжег, улыбаясь. Очень ему понравилось жечь. Это магия! Он волшебник! Будет колдовать! Он прыгал на месте, переживая восторг. И вдруг глянул прямо на Жука. Приметил его черное пятнышко среди леса шерсти.
Ткнул палочкой рядом, надеясь выудить. Но Жук был умнее.
– Бежим! – сказал Клещ.
Поздно. Жука охватила ладошка и унесла. Мальчик выложил добычу перед собой, сел на корточки и рассматривал Жука через линзу и сопел пуще прежнего. Боже, как иногда бывают страшны дети. Когда, друг мой, увидишь ребенка – вспомни, что он аморален. Будь у него сила – он избил бы родителей. Избил бы и тебя. И порезал на куски. Играл бы с твоими кишками. Он бы невинно вешал, жег, истреблял. Он дикарь, пока мать не научит его обратному. Как хороши, что дети слабы.
Насмотревшись, мальчик навел линзу на Жука. Кружок света стянулся в точку, вот и готов лазер! Сестра, следите за состоянием больного. Пламенная точка подбиралась к Жуку.
– Ну вот и все, – подумал Жук, – ладно. Я многих съел. Пора на отдых.
Жгучий огонек лег на панцирь, но вдруг исчез. Туча перебила сигнал света. Отенилось все кругом, дохнул ветер и окропил моросью и молодостью дождя.
– Андрюша! – позвала мать, – иди домой.
Прежде, чем уйти, Андрюша топнул, надеясь раздавить Жука. Но промазал и убежал в дом. Жук забрался обратно в лес шерсти.
Скоро, повязанный полотенцем, явился косматый, и от него шел пар. Он спешно свернул шкуру и занес в дом. В крышу и стекла ломился дождь.
– Ничего себе погодка, – сказал.
– Да, Андрюша чуть не промок, – ответила.
Андрюша сидел у окна, болтая ножкой и тоскуя по насилию.
– Фу, – сказала, – а шкура-то как воняет.
– Ничего. Дядь Митяй завтра за ней приедет.
4
Так для Жука и Клеща настала иная жизнь. Ночью покинули шкуру, чтобы скитаться по новому миру. На равнине кухонного пола встретились им хлебные крошки. Не знали – что это. Попробовали, да чуть не умерли. Ужасен был вкус. Ужасен! А есть хотелось все больше. Жук поглядывал на Клеща, а тот на Жука.
– Ты ведь не съешь меня? – спросил Клещ.
– Не съем, – хотя очень хотел и мечтал прикусить его, переломить надвое и питаться соком, что прольется из нутра. С другой стороны – странное чувство не позволяло есть Клеща. Впервые за жизнь, полную пожирания, он отказывался от пищи.