Ребята увидели только, как из-под воды быстрее пробки выскочил Утенок, забился и заорал так, что, наверное, было слышно в поселке.
В тот же миг Горька, как был в рубашке, трусах и сандалиях, очутился в воде. За ним бросились в воду Вовка и Юрка.
— Тимка! Держись! Мы сейчас! Тимка! — отчаянно подбадривал товарища Горька, разрезая воду, как щука.
— Тимка! Держись! — кричали Вовка и Юрка, изо всех сил работая руками и ногами.
Женька, наблюдавший все это с берега, тоже кинулся к реке и, войдя в воду по горло, протянул руки:
— Тимка! Да Тимка же!
Тут Утенку удалось высвободить ноги, и он, бестолково барахтаясь и вопя, поплыл к берегу. Ребята сомкнулись вокруг него, Горька плыл последним, то и дело угрожающе оборачиваясь назад. А когда, толкаясь локтями, выскочил из воды на берег, все увидели: к Утенковым ногам прилипли спутанные, похожие на пучки длинных тонких зеленых волос водоросли.
— Т-тина… — выговорил Утенок.
— Верно, тина… — подтвердил Горька, потрогав для верности рукой. — А… осьминог?..
— Его… нет… — заикаясь, сказал Утенок. — Это я его сам… выдумал.
Горька никак не мог сообразить, потом до него дошло, и он огорченно спросил:
— Совсем нет?
— Н-нет…
— А как же объявление?
— Я… написал, чтоб сома… ловить…
— Эх ты, — сказал Горька, и лицо его сразу стало скучным. — Я так и знал… И ошибка еще там — «осьменог»… Эх ты — «осьменог».
И вдруг он влепил такого пинка Утенку, что тот кувыркнулся в траву, но не обиделся: сидел и улыбался, хоть по щекам и текли слезы. И ребятам при взгляде на Утенка становилось отчего-то радостно. Один только мокрый, тяжело дышащий Горька отвернулся и принялся стягивать через голову рубашку…
3. БАБУШКИНО РАДИО
Прокофьевна работала сторожихой в школе. Все ее дети давно выросли и разъехались по разным городам, и она жила одна. У бабушки был полосатый кот Яшка. С котом она разговаривала, как с живым человеком. А кот этот был страшный вор.
В свободное время Прокофьевна или копалась у себя на огороде, или слушала радио. Она включала репродуктор, открывала окно и садилась на скамеечку возле дома: слушала передачи и стерегла от мальчишек огород.
А рядом со школой жил Тимка Утенок. Волосы у него на голове росли желтые и пушистые, как на утенке пух. За это мальчишки на улице так и прозвали его — Утенок. Но Тимка не обижался, потому что был изобретатель. Он всегда что-нибудь изобретал и таскал в карманах какие-то железки, гвозди и проволоку.
Утенок тоже любил радио. И вечно сидел на крыше, где у него были устроены разные сложные приспособления из палок и проводов. Крыша от этого портилась и протекала, и Утенку здорово попадало от мамы. Но, как все изобретатели, он был страшно упрямый и на крышу все-таки лазил.
Он уже изобрел много интересных вещей. Например, специальный сачок, чтобы, даже и не перелезая через забор, воровать у Прокофьевны яблоки. Но это не значит, что Утенок любил воровство. Воровства он терпеть не мог. Когда один раз кот Яшка вытащил из ведерка с водой и сожрал живого вьюна, нужного Утенку для производства одного опыта, Утенок изобрел ловушку, в которую кот должен был бы обязательно залезть и там бы его крепко прихлопнуло доской по спине. Ловушка была очень хорошая, но кот в нее почему-то лезть не захотел, а залезла мамина курица. Утенок подоспел почти вовремя, когда она лежала на боку, закатив глаза, и дрыгала лапами. Утенок сделал ей искусственное дыхание, после чего курица сразу же умерла. Убедившись, что оживить ее нет никакой возможности, Утенок перебросил курицу через забор, сам перелез и появился во дворе уже через калитку с погибшей на руках.
— Мама! Смотри-ка, нашу курицу велосипедом задавили! Какой-то мальчишка чужой… Я за ним бежал, бежал — не догнал! Мам, она все равно теперь дохлая, можно я у нее крылья отрежу? Мне на одну вещь нужно…
Утенок вообще мог бы наизобретать всяких штук куда больше, если бы у него был «конструктор», где одних только маленьких гаечек и винтиков целых две коробки. Денег он уже почти накопил — осталось совсем немного. Но и без «конструктора» изобретения у него были хорошие. Хотя бы тот же сачок.
О нем он сразу и вспомнил, когда прибежал однажды с улицы домой и увидел: за столом, подпершись рукой, сидит Прокофьевна—печальная — и жалуется маме:
— И что с ним делать — ума не приложу…
Сачок, конечно, действовал надежно, но изобретателю почему-то стало ужасно неприятно.
— Тихо говорит, часто шепотом… — горевала бабушка. — А как купила-то — и недели нет. А без радио мне никак нельзя…
Тут Утенок смекнул в чем дело и ожил:
— Это вы, бабушка, про радио? Тихо говорит? Я знаю, почему. Там, наверное… у микрометрического винта резьба сорвана… Или еще что… Пойдемте, посмотрю…
Идя рядом с Прокофьевной, он держал руки за спиной, часто сплевывая вбок, как знакомый монтер Иван Филиппович, и рассуждал:
— Есть основания надеяться… Там конденсатор такой есть… У вас сколько ватт?
Но бабушка, оказывается, совершенно ничего не знала ни о конденсаторе, ни о ваттах. А сам Утенок не то чтоб ничего не знал, — знал, но только мало. Однако пусть бабушка чувствует, что такое техника: это ей не на огороде копаться и не с Яшкой или там с курами разговаривать. Техника — наука точная! А Тимка не только какой-то там репродуктор, а приемники, детекторные и какие угодно, Ивану Филипповичу помогал разбирать не раз! Он бы не то еще сделал: вот только «конструктор» купить — и все удивятся!
Радио у бабушки помещалось в деревянном лакированном ящичке с регулятором на передней стенке.
Утенок повертел регулятор, послушал, покачал головой и загадочно произнес:
— Напряжение слабовато… Впрочем — устраним…
Он поставил ящик на стол, вынул из кармана маленькие плоскогубцы и отвертку, которые всегда таскал с собой, и мигом извлек из ящика все внутренности.
Прокофьевна, стоя рядом, смотрела на его руки с уважением и страхом: наверное, она переживала почти то же, что один раз пережил сам Утенок, когда ему в поликлинике прививали оспу.
Утенок действовал отверткой и плоскогубцами: откусывал какую-то проволоку, что-то подвинчивал, что-то сгибал, а бабушка умилялась шепотом, чтоб не помешать:
— Вот они какие детки-то пошли! Ах ты, господи! И мои-то сыночки тоже все такие… Тимочка, а ты, голубчик, не сломаешь так-то?.. Уж больно ты проворно…
— Ничего, ничего… — бормотал Утенок, — значит, так… Катушка в порядке… Положительный полюс… вот он… Так… присоединим… Н-да… Ага, вон что… так…
Хитрый кот Яшка сидел на комоде и делал вид, что Утенка он совсем не знает. А тот думал: «Хорошо бы изобрести такую невидимую руку да ухватить этого Яшку за хвост — отучился бы чужих вьюнов есть!..»
— Готово! — объявил он наконец и воткнул вилку в штепсель.
Радио заиграло — и как! Похоже было, что играли сразу три голоса: один был низкий, хриплый, от которого задребезжали оконные стекла, другой только шипел что-то, а третий пел сам по себе и был тоненький, пронзительный и нестерпимый, как зубная боль.
— Ну, вот… — проговорил мастер после некоторого молчания. — Видите… как громко… можно б еще громче…