Осматривая револьверы, я раздумывал – если, конечно, это слово корректно использовать, учитывая мое состояние, – над тем, каким образом можно использовать их, чтобы получить доступ к содержимому выдвижного ящичка бюро. Вдруг с улицы раздался приближающийся шум колес. Одновременно я ощутил в мозгу что-то вроде жужжания – словно кто-то пытался объяснить мне, каким именно образом мне могут пригодиться револьверы. Я был вынужден сосредоточить все свое внимание, чтобы понять, какие именно указания отдает мне мой невидимый гуру. Между тем экипаж, судя по звуку, приблизился к дому и, хотя я ожидал, что он проедет мимо, остановился прямо перед ним. У меня похолодело в груди от страха. В приступе паники я заметался по комнате и в какой-то момент, как мне показалось, умудрился сбросить невидимые путы, державшие меня под контролем. Но они оказались прочнее, чем я думал, – я тут же ощутил, как их хватка стала еще крепче, чем прежде.
Я слышал, как кто-то вставил в замочную скважину ключ и повернул его. Раздался звук открывающейся двери, а затем до меня донеслись чьи-то твердые шаги – человек явно передвигался уже внутри дома. Окажись я в подобном положении и имея возможность принимать решения и полностью распоряжаться собой, я наверняка просто дал бы деру – как угодно, в любом доступном мне направлении. Но в том-то и дело, что в тот момент я не мог так поступить. Того, кто руководил мной, не интересовали мои порывы. Поэтому, несмотря на то что внутри меня продолжал бушевать панический страх, я остался в комнате и даже умудрился в целом сохранить внешнее спокойствие. Вертя в руках револьверы, я раз за разом спрашивал себя, что мне с ними делать. Затем внезапно я ощутил что-то вроде озарения – мне пришло в голову, что нужно выстрелить в замок выдвижного ящичка и тогда он откроется.
Наверное, ничего более безумного в сложившейся ситуации нельзя было придумать. Даже если слуги спали крепко, вряд ли можно было рассчитывать на то, что их не разбудит звук револьверного выстрела. И уж наверняка его должен был услышать человек, который только что вошел в дом и чьи шаги я уловил уже на лестнице. Я попытался воспротивиться чудовищному в своей глупости приказу, выполнение которого приближало меня к неминуемому и бесповоротному краху. Но, увы, я все же вынужден был подчиниться. Держа в каждой руке по револьверу, я подошел к бюро с внешне совершенно спокойным и беззаботным видом. Наверное, глядя на меня со стороны, невозможно было бы сказать, что я в этот момент готов был отдать все на свете за то, чтобы происходящее прекратилось, словно наваждение. Однако я приставил ствол одного из револьверов к скважине замка, запиравшего выдвижной ящичек бюро, на который мне указал мой невидимый вдохновитель, и нажал на спусковой крючок. Замок разлетелся на куски. Увидев содержимое ящичка, я схватил пачку писем, перевязанную розовой лентой. Затем, услышав у себя за спиной шум, я оглянулся через плечо.
Дверь комнаты была открыта. Держась за ее ручку, на пороге стоял мистер Лессингем.
Глава 7. Великий Пол Лиссингем
Он был в вечернем костюме, а в левой руке держал небольшой портфель. Если, обнаружив меня в своем доме, он и удивился – а иначе, наверное, и быть не могло, – он не позволил себе никак это внешне проявить. Невозмутимость Пола Лессингема при любых обстоятельствах была всем известна и даже вошла в пословицу. Все на свете прекрасно знали, что его хладнокровие непоколебимо в каких угодно ситуациях – даже если бы он обращался с трибуны к разгоряченной толпе или участвовал в бурной дискуссии в палате общин. Принято было считать, что его успехи в политике в значительной степени объяснялись именно его умением найти нужный ход даже в самом сложном положении благодаря удивительному присутствию духа. Мне представилась возможность лично убедиться в его поразительной способности владеть собой. Он стоял передо мной в типичной для него позе, в которой его нередко изображали на страницах прессы политические карикатуристы, – твердо поставив ноги, расправив широкие плечи, чуть наклонив вперед благородную голову. В его голубых глазах я заметил выражение, характерное для хищных птиц, прикидывающих, как именно лучше нанести добыче разящий удар. В течение нескольких секунд он внимательно разглядывал меня, не произнося ни слова. Не могу сказать, поежился ли я под его взглядом внешне – но внутренне, точно знаю, так оно и было. Заговорив, он не сдвинулся с места ни на дюйм, причем обратился ко мне с такой интонацией, словно к одному из своих знакомых, который просто решил зайти к нему в гости.