— Новая дверь открылась, — констатирует он. Мы застываем. Это хорошо или плохо?
Повернув голову, действительно вижу, что еще одна из дверей стала прозрачной, но с такого ракурса можно разглядеть лишь очень небольшую часть помещения позади нее.
— Ну, пошли, — предлагает Лекс. Все вместе разворачиваемся и подходим к комнате, которая подписана как ромашковая спальня. Отсюда, от входа теперь видно почти все: светлую спальню с небольшими желтыми акцентами. Спальный модуль молочно-белого цвета с трех сторон закрыт шторкой с ромашками, так что есть ли кто внутри непонятно. Рядом стоит непонятное устройство на колесиках с экраном и кнопками, но в остальном похожее на тумбу с несколькими ящиками.
— Думаю, что нам полагается туда заглянуть, — говорит Морис и, не получив возражений, открывает дверь. Мы все подходим к модулю, и он приотодвигает шторку. Что-то за ней приводит его в шок, но, поборов себя, Морис резче толкает штору и она автоматически раздвигается со всех сторон.
Чуть свыкнувшись с тем, что мы видим, подходим вплотную к модулю с разных сторон. Внутри на матрасе лежит тощее тело изможденного старика в полосатой пижаме, по цвету больше подходящей для той первой открытой спальни, если конечно он имел привычку подбирать себе одежду, гармонирующую с обоями. Под головой у него редкая для Муравейника подушка. Рубашка на груди распахнута и видны прилепленные к груди датчики. Перед ним на перемещаемой подставке находится включенный экран, но смотрит он в другую сторону — на стену с висящей на ней картиной.
Точнее говоря, смотрел. Дорогой спальный модуль, способный поддерживать внутри задаваемые условия, в данный момент настроен на то, чтобы превратить навсегда уснувшего в нем человека в мумию. Рот мертвеца распахнут. На шее находится странное устройство с винтами. Жуткий мертвый взгляд с кажущейся ненавистью смотрит на нарисованных на картине людей. Можно предположить, что в тот час, который стал для старика последним, шторка была отодвинута. Несмотря на постигший его конец, лицо этого человека имеет большое сходство с фотографией Толлека — хозяина этих апартаментов и, как мы думали, хозяина игры.
Со стоном нагнувшись, Лекс заглядывает на висящий перед мертвецом экран.
— Видео с камер внутреннего наблюдения, — проговаривает он, держась рукой за бок.
— Должно быть, наблюдал за уборщиками, — предполагает Морис. — Похоже, он был чем-то болен и какое-то время не вставал с постели. А это должно быть устройство, следящее за его жизненными показателями. — Он кивает на агрегат рядом с модулем.
— По-моему, это и есть Толлек, — говорю я.
— Значит, главный в игре не он, а тот усатый офицер, Пайам, — кивает Лекс. — Решил воспользоваться для ее завершения чужими апартаментами.
— Но Бракт говорил, что Толлек уехал из Муравейника несколько дней назад. И Кирилл также говорил, что человек, которому принадлежал напавший на нас робот, уехал.
— Наверняка, эту информацию не сложно подделать, — пожимает плечами Морис. — Он специально положил Толлека в закрытую спальню, — продолжает рассуждать он, — чтобы никто, в том числе уборщики, не знали, что он настолько плох, а потом, что он умер. Чтобы апартаменты остались на какое-то время в полном распоряжении офицера, и он мог вести с нами игру.
— Я думал, что игра — прихоть скучающих богачей с верхних уровней, обладающих комплексом бога, кучей возможностей и свободным временем, — Лекс тяжело опирается на заднюю стенку модуля. — Но, выходит, нашу игру вел офицер стражей. Ему-то это зачем?
— Может из мести, — Морис отходит в сторону так, чтобы больше не видеть мертвеца. — А может просто садистские наклонности, как у большинства стражей. Не все ли равно?
— Не отмахивайся, — возражает Лекс, — нам нужно понять его мотив, если мы хотим договориться с ним о нашей дальнейшей судьбе. Кстати, раз хозяин апартаментов теперь с нами, не попробуешь ли ты пошуровать в домашней системе?
Да уж. Морис честно пытается взять мертвеца за руку и отсканировать его палец, прижав к устройству, принесенному из библиотеки, но ничего не выходит. То ли палец мертвеца слишком отличается от пальца живого человека, то ли отпечатки Толлека были удалены из памяти системы.
Отчаявшись, Морис подходит к нам, стоящим возле экрана от входа в техническую шахту. В этой комнате его прикрывает только бело-желтое кресло.
— Кажется, мы все-таки нашли выход, — вяло улыбается Лекс. Он все хуже и хуже выглядит. Очевидно, что нам придется обратиться за медицинской помощью и сделать это как можно скорее.
Больше я с ним не спорю. Пока они с Морисом отворачивают экран от стены, я бегу в хозяйский кабинет и забираю часы. Лекс передал мне карту с идентификацией Пайама, так что я прикладываю ее к углу телевизора, надеясь, что карта офицера стражи подействует, как по умолчанию действует на всех электронных запирающих устройствах. К счастью, сам Пайам об этой двери, видимо, не знал, а, значит, и не заблокировал для нас. Действительно за экраном ненастоящего телевизора тут же открывается проход, но он ведет в никуда. Просто маленькая пустая комнатка за стеной. Проверив этот вариант, сбегаю вниз и пробую выходы из апартаментов, включая двери из оранжереи, выходящие на платформу и в парк, но все они все еще заблокированы. Значит, вариант выбраться отсюда у нас действительно остался всего один.