Ричард Марш
ЖУК
Таинственная история
Том II
Книга третья
УЖАС НОЧЬЮ И ДНЕМ
(Мисс Марджори Линдон рассказывает свою историю)
Глава 23. Как он ей признался
Я самая счастливая женщина на свете! Интересно, сколько женщин в свое время произносили это; однако я не лгу. Пол признался, что любит меня. Стыдно подумать, как часто я мысленно открывала ему свои чувства. Это может показаться прозаичным, но я убеждена, что сердце мое впервые дрогнуло, когда я прочитала статью в «Таймс» о его выступлении в Парламенте. Он говорил про Закон о восьмичасовом рабочем дне. Папа отозвался о нем самым нелестным образом. Назвал Пола медоточивым болтуном, невежественным агитатором, безответственным подстрекателем и дал ему еще много подобных прозвищ. Помню, как папа нервно просматривал статью, приговаривая, что читать такое даже хуже, чем слушать, а выслушал он это, Бог свидетель, с огромным трудом. Он бранился столь выразительно, что, как только он ушел, мне захотелось узнать самой, в чем было дело, и я тут же взялась за статью. Итак, я прочитала ее. Она подействовала на меня совершенно иначе. В той речи я увидела столько понимания, милосердия и сопереживания, что душа моя открылась.
После этого я читала все, что попадалось, о Поле Лессинхэме. И чем больше я узнавала, тем сильнее он меня привлекал. Но познакомились мы не сразу. Учитывая мнение папа о нем, можно было не надеяться, что он переломит себя и согласится устроить нам встречу. Одно лишь имя Лессинхэма было для него чем-то вроде красной тряпки для быка. Но наконец нам довелось увидеться. И тогда я поняла, что Пол больше, сильнее, лучше даже собственных слов. Зачастую все совсем наоборот: обыкновенно мужчины, да и женщины тоже, выставляют свои лучшие качества, так сказать, на витрину — поэтому наше знакомство стало для меня как открытием, так и поводом для восхищения.
Когда лед был сломлен, мы начали часто видеться. Не знаю, как так вышло. Мы не планировали наших встреч — поначалу, во всяком случае. Однако мы то и дело сталкивались. Без этого не проходило почти ни дня, а иногда мы встречались дважды или трижды в день. Казалось странным, как нам удавалось попадаться на глаза друг другу в самых неожиданных местах. Полагаю, тогда мы сами просто не замечали причины, но, оглядываясь назад, вижу, как мы исподволь старались где-нибудь и как-нибудь обязательно пересечься и обменяться двумя-тремя фразами. Наши постоянные встречи не могли быть случайными совпадениями.
Но мне ни разу не пришло в голову, что он в меня влюблен, — ни разу. Я даже не уверена, что все это время осознавала собственные чувства. Мы крепко сдружились — оба… Я прекрасно понимала, что я его друг… что он видит во мне друга, как и сам он многократно признавался.
— Я рассказываю об этом, — повторял он, когда речь заходила о том или ином предмете, — поскольку знаю, что, беседуя с вами, я говорю с другом.
Для него эти слова не были пустым звуком. Подобное можно часто услышать от разных людей — особенно мужчин; это нечто вроде формулы вежливости, которую они повторяют любой женщине, предрасположенной их слушать. Но Пол не такой. Он не бросает слов на ветер; к тому же, он совсем не дамский угодник. Я прямо говорю ему, что здесь его слабейшая сторона. Если мифы не лгут больше привычного, мало кто из политиков достиг высот без женской поддержки. Он отвечает, что политиком не является и никогда не собирался им становиться. Он лишь хочет работать на благо своей страны; если она перестанет нуждаться в его служении, то так тому и быть. У политических сторонников папа всегда какие-то тайные цели; потому сначала мне было немного странно слышать это от члена Парламента. Я всегда восхищалась подобными людьми, но, до встречи с Полом Лессинхэмом, никогда таких не видела.
Мне нравилось дружить с ним. С каждым днем все больше и больше. Но пришло время, и он полностью открылся передо мной: поведал о своих чаяниях, о планах, о великих целях, которые, если ему позволят силы и здоровье, он намерен осуществить. И, наконец, он сказал кое-что еще.
Это случилось в Вестминстере после заседания Клуба работающих женщин. Он выступил там, я тоже выступила. Не представляю, что сделал бы мой папа, узнай он об этом, однако все же выступила. Было внесено официальное предложение, и я его поддержала — сказала, наверное, сотни две слов, но и их вполне бы хватило, чтобы папа объявил меня Пропащей: папа всегда произносит такое точно с заглавной буквы. Для него женщина-оратор является порождением ужаса: я помню, как он косился на даму из Лиги подснежника[1].