- Лето в полном разгаре. Самое жаркое лето бывает во Флориде. Там даже собаки умирают от солнечного удара на руках у своих хозяев. Последняя собака, умершая таким способом, была Топси, принадлежавшая в тысяча восемьсот восемьдесят шестом - тысяча восемьсот восемьдесят девятом годах королю клея Дранку. Впоследствии Дранк торговал козьими шкурами и покровительствовал речной гребле. Портреты его были помещены в иллюстрированных изданиях.
После этого он облегченно вздыхал, освободившись от некоторой доли мучившего его научного груза, и уходил со службы первым.
Но особенно подавлял своими знаниями Бимбаев в тех случаях, когда внезапно начинал носить полотняные воротнички, лихорадочно бриться и водить в кино на дешевые места какое-нибудь неопытное существо в сиреневой блузке. Таких существ у Бимбаева было много. В тридцать семь лет человек уже имеет право настоятельно тянуться к личному счастью. Бимбаев просто еще не знал, на каком идеале женщины ему остановиться. Должна ли это быть голубоглазая Гретхен с двумя иностранными языками и папой-спецом на всякий случай или порывистая и пылкая Кармен, уже переехавшая в собственную квартиру в новый дом. Он еще был на распутье. Но к каждой он подходил одинаково, подавляя ее бурлящими в нем знаниями.
- Нет, Катя, - грустно шептал он в кино, ерзая на покатом стуле. - Это не жизнь. Я не люблю Юг на экране. Температура меня не радует. Я люблю северные широты. Возьмите Норвегию. Льды. Прессовка льдов была впервые введена в половине прошлого столетия. Шведские предприниматели первые поняли это и рассылали прессованный лед в Данию, где им пользовались для сохранения молока.
- Неужели молока? - ласково и встревоженно спрашивала Катя, уже начинавшая гордиться своим собеседником,
- Именно молока, Катя, как это ни странно, - задумчиво подтверждал Бимбаев, подсаживаясь ближе. - Молоко пьют везде. Только на Цейлоне после массовых отравлений молоком в тысяча восемьсот семьдесят третьем году его заменили в законодательном порядке соком кокосовых орехов. Кокосовые орехи есть и на острове Борнео, где они составляют тридцать девять процентов экспорта. А может быть, и больше.
- Безусловно, больше, - соглашалась Катя и тактично отвечала на легкое бимбаевское пожатие.
В дальнейшем, если научный поход и не давал особенно осязательных результатов, все равно Катя и другие Кати - звали ли их Сонями или Валями уже скептически смотрели на других собеседников.
- Это вам не Бимбаев... Ну, обидели человека веснушками, ну, допустим, что он на данном отрезке времени рыжий и маленький, но зато какие слова... Посидишь с ним - и точно вечернюю газету прочитаешь...
Так шли дни и дела Бимбаева. И росла его популярность среди друзей и знакомых. И, как всегда бывало в истории с загадочными счастливцами, карьеру его разбила женщина.
Звали ее Наталия Петровна. Кроме этого лаской звучащего имени, были у нее серые глаза, грудной голос и уменье терпеливо и внимательно слушать. Неизвестно, в силу какого из этих качеств, но Бимбаев так неожиданно и с такой экспрессией влюбился в Наталию Петровну, что мог около нее только молчать и потеть от волнения. Для того чтобы быть любимым, - этого, конечно, мало. И Бимбаев долго готовился к этой решительной минуте, когда он сможет раскрыть перед Наталией Петровной все глубины своего культурного багажа и заставить ее почувствовать обычное в этих случаях смутное восхищение.
И счастливая минута настала. Вернее, это была даже не скромная минута, а солидные два часа, в течение которых они сидели на бульварной скамейке, молчали и не без некоторой лирики прислушивались к далеким паровозным гудкам и протяжной ругани пьяных за оградой поблизости.
Привычным движением Бимбаев взял Наталию Петровну за руку и подтянул к себе. Не менее привычным движением она положила к нему на плечо голову, использовав этот старый классический прием.
- Вот мы сидим, Наташа, - оптимистически начал Бимбаев, успокоенный податливостью любимой девушки, - и сидим. Мы, так сказать, неподвижны. А как развивается движение! Волосы становятся дыбом! Экспресс между Чикаго и Вашингтоном проходит восемьдесят километров в час!
- Сто девяносто, - ласково уронила Наталия Петровна. - Иногда даже больше.
Бимбаев несколько настороженно, но чувствуя щекочущие ухо волосы Наташи, взволнованно добавил:
- Юг! Какое слово! Всех оно тянет к себе. Как цветок мимоза. Путешественник Ливингстон в тысяча восемьсот пятьдесят третьем году двинулся на юг Африки и прошел пешком от Замбези до Лоанды. Подумайте, Наташа, вот мы сидим здесь, а на африканском юге уже открыто озеро Мое-то и Бадвелло.
Наташа осторожно подняла голову, поправила волосы и суховато заметила:
- Теперь там уже автобусное движение. Два отеля для путешественников.
Бимбаев испуганно посмотрел на собеседницу и робко произнес:
- Я люблю путешествовать. Особенно, если есть время, на океанских пароходах. Океанский пароход, делающий рейсы между Гамбургом и Нью-Йорком, вмещает тысячу сто пассажиров, располагает одиннадцатью буфетами, залами для карт и кегельбаном.
- Три тысячи пассажиров, - холодно сказала Наталия Петровна, резко отодвинувшись, - площадка для тенниса и для футбола, а также собственный театр и газета. Пойдемте домой, Бимбаев.
- Посидим еще, - с жалобной тревогой промямлил Бимбаев, - здесь так хорошо. Зелень. Звезды. А сколько их! Еще недавно живущий во Франции французский астролог Фламарион...
- Умер, - уже почти враждебно перебила его Наталия Петровна и поднялась, - похоронили в Париже. Последние открытия в области астрономии принадлежат американским ученым. Вам куда? Мне налево.
- Разрешите, я провожу вас...
Дорогой Бимбаев убито молчал. Наконец он не выдержал и тонким голосом спросил:
- Наталия Петровна... Я человек не молодой, у меня веснушки и вообще все рыжее, но я хочу любви и ласки... Что мне делать?
Она тоже немного помолчала и ответила:
- Переходите с энциклопедического словаря "Брокгауза и Эфрона" издания тысяча восемьсот девяносто девятого года на "Большую советскую". Это помогает. Кстати, я работаю корректором в типографии, где она печатается. Хотите, могу достать несколько томов?