Дивизия, в которой служил Жуков, вошла в состав Южной группы армий Восточного фронта, которую возглавлял Михаил Фрунзе. 17 мая дивизия достигла станции Ершов, которая была важным транспортным узлом. Жуков вспоминал, что после прибытия в Ершов «изголодавшиеся в Москве красноармейцы прямо из вагонов ринулись на базары, скупили там караваи хлеба и тут же начали их уничтожать, да так, что многие заболели, в Москве-то ведь получали четверть фунта плохого хлеба да щи с кониной или воблой».
Но, кроме голода, была и другая опасность: войска адмирала Колчака уже вышли на ближайшие подступы к Самаре и Казани, казачьи части осадили Уральск. В этих боях участвовал и Жуков. Первое столкновение произошло возле станции Шипово в то самое время, когда бойцы Чапаева подходили к Уральску. «Помню отчаянную рубку недалеко от самой станции, – вспоминал Жуков. – Нас атаковали казаки силой примерно восемьсот сабель. Когда они были уже совсем близко, из-за насыпи выскочил скрытый там наш эскадрон с пушкой. Артиллеристы – лихие ребята на полном скаку развернули пушку и ударили белым во фланг. Среди казаков – полное смятение. Артиллеристы метким огнем продолжали наносить врагу большие потери. Наконец, белые не выдержали и повернули назад. Успешная боевая схватка с казаками подняла дух бойцов-кавалеристов».
Так, медленно, в постоянных яростных схватках части Красной армии двигались к Уральску, когда пришла новость – чапаевцы заняли город. Это всех изрядно обрадовало. Для Жукова, по его словам, очень знаменательной была встреча с Фрунзе в эти дни. Тот вместе с Куйбышевым направлялся в Чапаевскую дивизию, а по дороге остановился, чтобы побеседовать с солдатами 4-го кавалерийского полка, «интересуясь их настроением, питанием, вооружением, спрашивал, что пишут родные из деревень, какие пожелания имеются у бойцов».
26 октября 1919 года войска Деникина переправились через Волгу в районе хутора Букатин и села Нижне-Погромное и начали наступление в южном направлении вдоль реки Ахтубы. Им противостояли части Красной армии, в том числе кавалерийский полк, в котором служил Георгий Жуков. Во время этих событий он был ранен осколками ручной гранаты в левую ногу и бок. Боевой товарищ, политрук Янин, вытащил его с поля битвы и, будучи сам ранен, доставил в Саратов в госпиталь, где работала его давняя знакомая и возлюбленная Полина Волохова. Она ухаживала за женихом, а Жуков оказался на попечении ее младшей сестры, еще гимназистки, по имени Мария. Встреча оказалась судьбоносной – между Георгием и Марией вспыхнула пылкая любовь. Девушка выходила красноармейца и от последствий ранения, и от вновь настигшего его тифа.
Впоследствии их внук Георгий утверждал, что дед рассказывал ему, как с первого взгляда влюбился в Марию: «За ее милосердие и чудесные голубые глаза… Благодаря им появилось ее ласковое прозвище – Незабудка».
Но тогда начавшийся роман прервался – выздоровевший Жуков уехал на родину, как и сестры Волоховы, которые были уроженками Полтавы. Новая встреча состоится лишь через несколько лет…
Поправившись после ранения и болезни, Жуков получил направление на 1-е Рязанские кавалерийские командные курсы РККА, базировавшиеся в селе Старожилово Рязанской губернии. 16 марта 1920 года мандатная комиссия приняла решение о приеме Жукова на курсы, а на следующий день он был зачислен на 1-е приготовительное отделение. Учился Георгий Жуков хорошо, так что 30 апреля он по решению педагогического совета был переведен на специальное отделение.
«Строевые командные кадры состояли главным образом из старых военных специалистов – офицеров, – вспоминал Жуков. – Работали они добросовестно, но несколько формально – «от» и «до». Воспитательной работой занимались политорганизация и политаппарат курсов, общеобразовательной подготовкой – военизированные педагоги. Политико-экономические дисциплины вели наскоро подготовленные преподаватели, которые зачастую сами «плавали» в этих вопросах не хуже нас, грешных. Общеобразовательная подготовка основной массы курсантов была недостаточной. Ведь набирали их из числа рабочих и крестьян, до революции малограмотных. Но, надо отдать им должное, учились они старательно, сознавая, что срок обучения короткий, а научиться надо многому, чтобы стать достойным красным командиром».
В это время у Жукова снова возникли поводы продемонстрировать свой знаменитый характер, отличиться прямотой в суждениях и поступках. На внеочередном собрании партийной ячейки был поставлен вопрос о судьбе ее председателя Ставенкова: во время его дежурства на посту заснул часовой, что грозило дежурному откомандированием с курсов. Особо старался в обвинениях некий курсант Валайтис, заодно обвинивший Ставенкова в финансовых махинациях. Жуков вступился за Ставенкова, потребовав «признать несправедливым откомандирование тов. Ставенкова, хорошего партийного работника и хорошего строевика, служившего примером для всех курсов». Он спросил, почему принята такая несправедливая практика – красным офицерам, приехавшим с фронта, надлежит пройти аттестационную комиссию, в то время как красные командиры аттестации не подлежат? Его поддержали почти единогласно, сняв обвинения со Ставенкова и предпочтя выгнать из ячейки самого Валайтиса, «так как последний ведет себя вызывающе, на каждом собрании ячейки идет вразрез с каждым постановлением и вообще ведет себя не как коммунист».