Этот подход к войне как к системе был порожден новой научной дисциплиной, настоящей «философией военного искусства», ставшей ключом к победе в современных войнах, при условии, что последовательность и разумность стратегии адекватна средствам: оперативное искусство[154]. Варфоломеев, первый начальник кафедры оперативного искусства и друг Триандафиллова, так определил три уровня войны: «Сражения являются средствами операции. Тактика – материал оперативного искусства. Операции – средства стратегии, а оперативное искусство – материал стратегии. Это суть трехчастной формулы [войны]». Свечин, изобретший термин «оперативное искусство», использует другой образ для выражения той же мысли: «Тактика делает шаги, из которых складывается оперативный скачок; стратегия же указует путь»[155].
Месяцы, проведенные в КУВНАС, бесконечные дискуссии с преподавателями и другими курсантами, серьезная атмосфера учебных аудиторий навсегда изменили Жукова. Он приобщился к оперативному искусству и понял его. Он впервые вышел за рамки тактики, которая могла остаться для него потолком. По его собственному признанию, и которая интересовала его: «Я усиленно занимался ею [тактической подготовкой] на протяжении всей моей 43-летней военной службы, от солдата до министра обороны»[156]. Конечно, он никогда не был теоретиком и не написал научных трудов по этой теме; лекции, прочитанные им в Берлине в 1945 и 1946 годах, не выдают в нем ни глубокого, ни оригинального военного мыслителя. Хотя занятия на курсах расширили его кругозор и увеличили багаж знаний, Жуков был и навсегда остался практиком. Если Александра Василевского, его свата, или Василия Соколовского, а еще больше Антонова – людей спокойных, с уравновешенным характером, всегда привлекала штабная работа и теоретические вопросы, Жуков больше всего любил гром пушек, запах пороха, вид мчащихся вперед танковых соединений, и при каждой представившейся возможности будет наслаждаться ими в 1943–1945 годах, в любую погоду останавливаясь на перекрестках вместе со своим генералом для особых поручений Минюком, начальником своей охраны Бедовым и с шофером Бучиным. По окончании курсов Жуков получил отличные оценки и аттестацию, в которой имелась такая фраза: «С успехом может руководить общетактической подготовкой полка и дивизии. По наклонностям и характеру командир явно строевой (к штабной работе мало годен)»[157].
И все-таки нельзя не отметить, что из всех видных советских полководцев именно он имел самую слабую теоретическую базу. Всего пятнадцать месяцев обучения: двенадцать в 1924–1925 годах и три в 1929 году. Сравните это с десятью годами, которые Антонов провел в военных академиях, сначала в качестве слушателя, затем в качестве преподавателя; с шестью годами учебы Захарова, пятью Баграмяна, четырьмя Конева и Малиновского, тремя Василевского. Зато Мерецков, Рокоссовский и Тимошенко были, как и Жуков, практически самоучками. Сам он не только не комплексовал по этому поводу, но даже вынес убежденность в том, что «хорошо воевали в этой войне те командиры, кто учился не в классах, а на поле боя»[158].
Но теория оперативного искусства, при всей ее амбициозности, при всем новаторстве, была далека от практики. И сидевшие в Москве высшие руководители, и Жуков знали, что, если в 1929 году в Красной армии имелись гениальные теоретики, у нее совершенно не было сил и средств, необходимых для осуществления оперативного искусства на практике. «К 1928 году, – пишет он, – имелось лишь 1000 военных самолетов, в основном старой конструкции, всего 200 танков и бронемашин. […] Смешно сказать, к концу 1928 года в войсках было лишь 350 грузовых и 700 легковых автомобилей, 67 гусеничных тракторов!»[159] То есть в двадцать раз меньше, чем у французской армии в то же время. В период 1928–1935 годов Тухачевскому удастся убедить политическое руководство в необходимости создания практических механизмов для претворения в жизнь оперативной теории.
154
В своей готовящейся диссертации Бенуа Биан, лучший французский специалист по оперативному искусству, которое он предпочитает называть операционным, дает ему такое определение: «военная дисциплина, цель которой: соединение различных военных элементов (тактики, логистики, разведки, управления и контроля) для создания на их основе сложного комплекса действий, называемых операциями; комбинирование многочисленных операций, разделенных в пространстве и времени; ориентирование операции или нескольких операций в направлении, намеченном стратегией, для достижения целей стратегического значения».