Из бункера гарнизону города внушалось: на помощь спешат целые армии, например, под командованием Венка. Эти «армии» существовали только в горячечном воображении обезумевшего фюрера. Входившие в них части уже были разбиты при окружении Берлина. Но беспочвенные надежды на выручку извне все же играли некоторую роль. Куда более действенным был массовый террор «летучих полевых судов». Эсэсовцы хватали направо и налево солдат, заподозренных в дезертирстве. Их вешали на фонарных столбах с табличками на груди: «Я дезертир», «Я повешен, ибо не верил в фюрера», «Все предатели гибнут, как я».
Выдержки из дневника офицера немецкой танковой дивизии проливают яркий свет на причины бешеного сопротивления берлинского гарнизона:
«24 апреля. Русская артиллерия бьет без перерыва. Русские прожигают себе путь через дома огнеметами. Три часа дня, у нас дюжина танков и около тридцати бронетранспортеров. Это все оставшиеся для защиты правительственного сектора. Отходим.
25 апреля, 5.30 утра. Новые массированные танковые атаки. Снова отходим под страшной бомбардировкой русских с воздуха. На стенах домов надписи: «Самый темный час перед рассветом», «Отступаем, но побеждаем». Дезертиров вешают или расстреливают.
26 апреля. Багровое ночное небо. Ужасающий артиллерийский обстрел. Мы спрашиваем: где Венк? Говорят, что авангард Венка в тридцати пяти километрах юго-западнее Берлина. Коммюнике министерства пропаганды: все войска с фронта на Эльбе идут к Берлину. Около 11 утра из министерства пропаганды приходит сияющий Л. Завершились переговоры с западными державами. Нам придется еще принести некоторые жертвы, но западные державы не позволят русским взять Берлин. Мы воспрянули духом, нужно продержаться 24, максимум 48 часов. Получили номер газеты Геббельса «Ангрифф». Статья в ней подтверждает сказанное Л.: «Тактика большевиков показывает: они понимают, что скоро западные войска будут в Берлине. Эта битва решит нашу судьбу и судьбу Европы. Если мы продержимся, в войне произойдет поворот».
Американские танковые дивизии на пути к Берлину. Говорят, что в имперской канцелярии, как никогда, уверены в конечной победе. Ночью пытаемся связаться с министерством пропаганды и узнать о Венке и американских дивизиях. Центр города под страшным огнем. Мы больше не можем держаться. В четыре утра уходим через туннель метро, а в соседнем туннеле продвигаются русские, захватывающие наши передние позиции».
Бред! Но в сумраке бункера Гитлер истово верил, что вот-вот Запад придет ему на помощь. 25 апреля он получил ложное известие — будто при встрече на Эльбе произошли столкновения между американскими и советскими войсками. «Вот, — вскричал Гитлер, — новое поразительное доказательство отсутствия единства между нашими врагами. Каждый день, нет, час вспыхнет война между большевиками и англосаксами… Если я нанесу удар большевистскому колоссу, наступит поворотный пункт. Это убедит всех — только я один могу сдержать большевистский колосс» и т. д. Сколько же собирались держаться гитлеровцы? Геббельс, ведавший обороной Берлина, считал: «Мы могли бы выдержать осаду столицы от 10 до 12 недель». Записано в его дневнике, и это не пропагандистский вздор, а внутреннее убеждение. На худой конец нацистские предводители были готовы ко всему. Собрав своих немногих подчиненных в подвале, тускло освещенном свечами, Геббельс быстро говорил, как будто обращаясь к большой аудитории:
«Немецкий народ, немецкий народ! Все планы, все идеи национал-социализма слишком высоки и благородны для таких людей. На востоке они бегут как кролики, а на западе не дают возможности солдатам воевать и приветствуют врага белыми флагами. Но не предавайтесь иллюзиям, господа. Никого из вас не заставляли идти со мной, мы и не принуждали германский народ. Он дал нам мандат. Почему вы работали со мной? А теперь вам перережут горло».
Геббельс кончил, пошел к двери, у нее остановился, обернулся и крикнул:
— Но когда мы падем, содрогнется вся земля!
Под грохот орудий Красная Армия выходила в район правительственных кварталов. 24 апреля был назначен советский комендант Берлина — командующий 5-й ударной армией генерал-полковник Н. Э. Берзарин. 27–28 апреля оказались переломными днями в битве за Берлин. 29 апреля уже в «центре города развернулись наиболее ожесточенные сражения», отметил Жуков. Комсорг 1-го батальона 1008-го стрелкового полка младший лейтенант Г. К. Громов в этот день водрузил над ратушей Красное знамя. За этот подвиг он был удостоив звания Героя Советского Союза.
«Я рассчитывал поначалу, — рассказывал Жуков, — что 1 мая мы уже доложим об окончании боев за Берлин и об этом можно будет объявить на Майском параде. Когда 30 апреля я понял, что сделать этого мы не сможем, позвонил Сталину и сказал, что нам придется еще два дня провозиться с Берлином. Я ожидал с его стороны недовольство, а может быть, и упреки. Но он против моих ожиданий сказал очень спокойно:
— Ну что ж, пока не сообщим. В это Первое мая все и так будут в хорошем настроении. Позже сообщим. Не надо спешить там, на фронте. Некуда спешить. Берегите людей. Не надо лишних потерь. Один, два, несколько дней не играют теперь большой роли».
301-я стрелковая дивизия полковника В. С. Антонова приступила к штурму зданий гестапо, министерства авиации и имперской канцелярии. Комплекс сооружений гестапо был окружен высокой каменной стеной. Дивизии придали батарею 331-то дивизиона РГК майора К. И. Бадаева. Артиллеристы выставили 203-миллиметровые гаубицы на прямую наводку. Под ударами их снарядов рухнула стена, здание гестапо украсили зияющие проломы. В страшных по ярости схватках наши войска пробивались в каменных лабиринтах. Тем временем 337-й самоходно-артиллерийский дивизион вышел на видимость белесого здания, объекта 153 на карте города — имперской канцелярии, с большим, хищного вида орлом на фасаде. Команда: «По зданию с гербом — огонь!» Первый же снаряд поразил стального стервятника.
А в это же время 150-я стрелковая Идрицкая дивизия генерала В. М. Шатилова и 171-я стрелковая дивизия полковника А. И. Негоды вели бой за рейхстаг и прилегающий район. Непосредственный штурм исполинского здания занял почти сутки. Бились за каждую комнату, лестницу, этаж. Жуков пристально следил за происходившим, начиная с сосредоточения артиллерии для стрельбы прямой наводкой, а затем контролируя каждый этап штурма. Когда наши воины овладели нижними этажами и водрузили Красное знамя на куполе рейхстага, командующий 3-й ударной армии В. И. Кузнецов, войска которой вели этот бой, позвонил Жукову и прокричал в телефон:
— На рейхстаге — Красное знамя! Ура, товарищ маршал!
Георгий Константинович встал и сказал в трубку голосом и тоном, как будто перед ним стояли в строю герои-бойцы:
— Дорогой Василий Иванович, сердечно поздравляю тебя и всех твоих солдат с замечательной победой! Этот исторический подвиг никогда не будет забыт советским народом!
Только к ночи 1 мая рейхстаг был очищен от фашистской нечисти и лишь к рассвету 2 мая поступило донесение об овладении имперской канцелярией. Проходя по разбитому зданию, полковник В. С. Антонов распорядился снять со стен символы поверженного рейха — орлов с фашистской свастикой в когтях.
Еще не отгремел бой: в центре Берлина, как нацистские бонзы попытались заняться политическими интригами.
В 4 часа утра 1 мая генерал Чуйков доложил Жукову, что на командный пункт 8-й гвардейской армии доставлен начальник германского генерального штаба генерал Кребс, уполномоченный вести переговоры о перемирии только с Советским Союзом. Кребс сообщил, что Гитлер покончил самоубийством. Жуков направил для переговоров с Кребсом своего заместителя генерала В. Д. Соколовского, а сам связался по телефону с Верховным Главнокомандующим. Сталии выслушал Жукова и сказал о самоубийстве Гитлера:
— Доигрался подлец. Жаль, что не удалось взять его живым.
Сталин указал: никаких переговоров, только безоговорочная капитуляция.
И неожиданно закончил разговор:
— Если ничего чрезвычайного не будет, не звоните до утра, хочу немного отдохнуть. Сегодня у нас первомайский парад.
Жуков как-то совсем внезапно почувствовал: вот ведь наступает долгожданный мир. Москва майская! «Я отчетливо представил себе, — вспоминал Георгий Константинович, — как сейчас к Красной площади двигаются войска Московского гарнизона. Утром они займут свои места перед Мавзолеем В. И. Ленина, перед правительством и руководством партии, пройдут вдоль стен седого Кремля, чеканя шаг, с гордостью представляя победную мощь Советских Вооруженных Сил, освободивших Европу от угрозы фашизма».
А здесь, в Берлине, все громыхало сражение…
Жуков твердо заявил: к 10 утра объявить о безоговорочной капитуляции перед всеми союзниками. Ответа от Геббельса не последовало. Штурм города продолжался.
2 мая в 1.50 радиостанция штаба берлинской обороны объявила о прекращении военных действий. Утром 2 мая сдавшийся в плен командующий обороной Берлина Ведлинг отдал приказ немецким войскам прекратить сопротивление. К 15 часам все было кончено. Подняли руки более 70 тысяч гитлеровских вояк, не считая раненых. «Многие из тех, кто дрался с оружием в руках, видимо, в последние дни разбежались и попрятались», — уточнил эти цифры Жуков.
Пришла наконец Победа! Враг был повержен там, где задумывались планы разбойничьего похода на СССР.
Из окон домов свисают тысячи и тысячи белых простынь и полотенец, немцы демонстрировали свою покорность победителям. Зрелище отвратительное, гадкое.
Окончив дело — Берлин взят, Георгий Константинович счел, что настало время осмотреть город. Маршалу доложили: несмотря на капитуляцию, кое-где все же неспокойно, иногда обстреливают фаустпатронами наши машины, трещат воровские автоматные очереди. Жуков коротко заметил:
— Мы на войне, а на войне все бывает. Кто боится за свою жизнь, пусть останется в штабе.
Кажется, желающих не нашлось.
Днем 3 мая Жуков с усиленной охраной отправился в Карлсхорст, затем осмотрел рейхстаг и центр Берлина, где только что отгремели бои.
По улицам машины пробирались с трудом — развалины, разбитая военная техника. То там, то здесь догорали пожары. Испуганные цивильные немцы, некоторые униженно, кланяются медленно проезжающим машинам. Жуков остановил машину на Унтер-ден-Линден, бегло осмотрел здание бывшего Советского посольства.
С генералами, участниками штурма, он побывал в развалинах имперской канцелярии. В неправдоподобно огромном кабинете фюрера пол искрился и переливался осколками хрусталя, с крюка на высоком потолке, пробитом снарядом, рухнула громадная люстра.
Украшение кабинета — исполинский глобус. Жуков озорно крутанул его, нашел Москву, Ленинград, Сталинград. Уже было известно, что Геббельс с женой покончили с собой. Когда Жуков покидал зловещее место, ему доложили, что в подземелье обнаружены трупы шести детей Геббельса. «Признаюсь, — заметил Жуков, — что у меня не хватило духу спуститься туда и посмотреть на детей, умерщвленных матерью и отцом…»
У рейхстага Жукова встретили ликующие советские воины. Он тепло побеседовал с ними. Стены разбитого здания испещряли подписи тех, кто выжил, кто дошел до Берлина. Расписался рядом с солдатами и маршал Жуков.
За взятие Берлина Жуков был награжден третьей медалью «Золотая Звезда» Героя Советского Союза.
В те победные дни «Красная звезда» писала: «После капитуляции Берлина мы наблюдали маршала Жукова на улицах. Он осматривал развалины, памятники дутого пруссачества, видел толпы уже угодливых и на все готовых немцев. Презрение и брезгливость были в глазах маршала…
В этот же день маршал был на похоронах группы советских солдат, погибших в боях за Берлин. Он произнес на их могиле волнующие слова:
— Вечная слава героям, павшим за свободу и независимость нашей Родины!
Жуков взял горсть земли и бросил ее в могилу. Потом подошел к полковому знамени и поцеловал его край».
История знает: у победы много отцов, только поражение сирота. Взятие Берлина еще одно подтверждение давней истины. После войны то прямо, то намеком лавры взятия Берлина все пытался разделить с Жуковым Конев. Как быть? Процитировать приказ Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина от 2 мая 1945 года по поводу взятия Берлина: «Войска 1-го Белорусского фронта под командованием Маршала Советского Союза Жукова при содействии войск 1-го Украинского фронта под командованием Маршала Советского Союза Конева после упорных уличных боев завершили разгром Берлинской группы немецких войск и сегодня, 1 мая, полностью овладели столицей Германии городом Берлином — центром немецкого империализма и очагом немецкой агрессии». Ключевое слово при определении соответственного вклада фронтов во взятие Берлина — «при содействии». Что совершенно правильно.
Потери Красной Армии в Берлинской операции обоих фронтов превысили 102 тысячи человек только убитыми…
Героику сражения за Берлин, подвиги и жертвы наших войск, как водится в военном деле, в боевом донесении от 3 мая командование 1-го Белорусского фронта перевело на суховатый язык штабного документа: «Противник на правом крыле фронта продолжал отходить в западном направлении, оказывая слабое сопротивление наступлению наших войск. Окруженный гарнизон города Берлин во главе с комендантом города генералом артиллерии Вейдлингом и его штабом прекратил сопротивление и сдался в плен нашим войскам. Отдельные группы окруженного гарнизона, пытаясь прорваться в западном направлении, уничтожаются нашими войсками в районе Шпандау». К этой деловой констатации еще цифры и иные фактические данные. Красная Армия, оставив в тылу Берлин, продолжала наступление. На Запад, до встречи с союзниками, там, где еще не сошлись с англо-американскими наши войска.
Несколько времени спустя Жуков устроил пресс-конференцию для советских и иностранных журналистов. До этих пор, пишет журналист Я. И. Макаренко, Жуков «всячески избегал встреч с корреспондентами: был он всегда чрезвычайно занят. За время, когда он возглавил под Варшавой 1-й Белорусский фронт и до Берлина, Жуков не принял, насколько мне помнится, ни одного фронтового журналиста».
Теперь пришло время рассказать о прошлом. Прославленный полководец, отметили присутствовавшие, держался «просто и добродушно». Он кратко рассказал о взятии Берлина, закончив, что также отметили присутствовавшие, «в типично профессорском духе», а именно: «Это было поучительное и интересное сражение, особенно в отношении темпов и тактики ночного боя такого масштаба. Главное то, что немцы были разгромлены на Одере, в самом Берлине фактически происходила просто огромная операция по очистке».
Жуков доложил Сталину о пресс-конференции, выделив вопрос, заданный ему: «Сражение за Берлин было завершающим и решающим сражением войны. Могли бы вы сообщить о нем некоторые подробности, до сих пор не опубликованные».
Я кратко охарактеризовал Берлинскую операцию, подчеркнув, что мощное оснащение Красной Армии всеми видами военной техники, развертывание атаки ночью с применением прожекторов и большим сосредоточением наших сил позволило нанести противнику сокрушительный удар, который явился окончательным и решающим ударом войны».
Пришло время подумать и об устройстве на освобожденной от фашизма территории — по межсоюзническим соглашениям Германия подлежала оккупации. «Для расположения войск в новом районе, — гласил приказ, подписанный Г. К. Жуковым 11 мая 1945 года, — использовать казармы, лагеря и разного рода бараки. При недостатке таких помещений расположить войска в лесах бивуаком. При расположении войск и штабов выселения местного населения не производить».
В Европу пришли освободители, а не завоеватели.