— А кого назначили? — спросил Жуков.
— Малиновского, товарищ маршал.
— Ну, это еще ничего, — сказал Жуков. — А то я подумал — Фурцеву.
Соль Жуковского замечания — Екатерина Фурцева, вознесенная Хрущевым в члены Политбюро, пресловутая временщица того времени, «ведавшая» культурой всей необъятной страны.
Нет сомнения — самым тяжелым переживанием было присутствовать на пленуме, лес рук членов ЦК, одобрявших хрущевскую расправу над национальным героем. Голосовали именно те, кто всего за четыре месяца перед этим горячо одобрили на другом пленуме речь Г. К. Жукова против «антипартийной группировки». Теперь, а многие даже не прятали глаз, смотрели нагло и вызывающе, демонстрируя «сплочение» вокруг ленинского Политбюро, точнее, кучки хрущевцев, надругавшихся над прославленным полководцем. Говорить что-либо им было бесполезно.
«Узнав о партийном приговоре, — вспоминал Жуков, — я твердо решил не потерять себя, не сломаться, не раскиснуть, не утратить силы воли, как бы ни было тяжело.
Что мне помогло? Я поступил так. Вернувшись, принял снотворное. Проспал несколько часов. Поднялся. Поел. Принял снотворное. Опять заснул. Снова проснулся, снова принял снотворное, снова заснул… Так продолжалось пятнадцать суток, которые я проспал с короткими перерывами. И я как-то пережил все то, что мучило меня, что сидело в памяти. Все то, о чем бы я думал, с чем внутренне спорил, что переживал бы в бодрствующем состоянии, все это я пережил, видимо, во сне. Спорил и доказывал, и огорчался — все во сне. А потом, когда прошли эти пятнадцать суток, поехал на рыбалку.
И лишь после этого написал в ЦК, попросил разрешения уехать лечиться на курорт.
Так я пережил этот тяжелый момент».
А тем временем вокруг имени Георгия Константиновича нагнетались страсти, сначала вполголоса, затем все громче стали распространяться разного рода инсинуации, нередко граничившие с прямой клеветой. Тот, кто завоевал доверие и любовь миллионов солдат и офицеров, прошедших за ним и с ним по дорогам Великой Отечественной, стал изображаться человеком, вынашивающим некие коварные замыслы.
3 ноября в печати пошли сообщения о том, что коммунисты на различных активах — армейских, краевых и областных организаций единодушно одобрили постановление Пленума. Маршал И. С. Конев разразился в «Правде» статьей «Сила Советской Армии и Флота — в руководстве партией и неразрывной связи с народом». По словам Конева, Жуков был виноват в недостаточной подготовке к войне, его заслуги преувеличивались и т. д.
Разнузданный стиль статьи, нагромождение обвинений, фантастических и глупых, напомнило о происхождении Конева — из комиссарствовавших во времена гражданской войны и первых лет Советской власти. То, что Конев и К0 обращали против «классового врага», он в угоду Хрущеву обрушил на Георгия Константиновича. Статья не могла найти понимания в Вооруженных Силах и серьезно подорвала репутацию не Жукова, а Конева. В чем же состояла «партийность» в понимании гонителей Жукова?
В его бытность министром обороны военная прокуратура расследовала, увы, типичное дело. В 1938 году был арестован, судим и расстрелян начальник инженерных войск Московского военного округа полковник С. Асланов, член КПСС с 1917 года. Жену — в ссылку, где она сошла с ума и умерла, детей — в детдом. При проверке дела в 1957 году выяснилось, что единственное основание для расправы — донос майора Галицкого Н. П., который и занял место казненного. Когда военная прокуратура занялась делом, Галицкий был процветающим генералом. Он горячо отрицал свою причастность к гнусному преступлению, но был уличен разысканным в архиве собственноручным доносом. Прокуратура проинформировала министра обороны Г. К. Жукова об этом позорном деле. По приказу министра Галицкий был отстранен от должности начальника одной из военных академий. По представлению Министерства обороны его лишили генеральского звания, а парторганизация исключила из рядов КПСС. Суровое, но справедливое возмездие!
Когда Жукова убрали с поста министра обороны, Галицкий бросился в высшие партийные инстанции с жалобами на «расправу». Главному военному прокурору А. Горному и прокурору Б. А. Викторову (руководителю группы по пересмотру дел ГВП) недовольно заявили на партийном Олимпе: «Вы зачем подсунули Жукову этот факт? Вы что, не знаете, какой нрав у Жукова — рубить сплеча?» Галицкий практически отделался легким испугом. «Не стоило удивляться. Уже была принята на вооружение концепция «выгодной» и «невыгодной» правды», — вздохнул Б. А. Викторов.
Историк Н. Г. Павленко, впоследствии обсуждавший с Г. К. Жуковым обстоятельства расправы с маршалом, подвел итог беседам: «В основе его опалы, по мнению полководца, были следующие причины.
Во-первых, чисто клеветнические измышления (его, в частности, обвинили в тайной организации специальной диверсионной команды).
Во-вторых, тенденциозные заявления недругов полководца о том, что якобы Г. К. Жуков не только властолюбив, он — «опасная личность вообще».
В-третьих, предвзятые истолкования некоторых фраз Г. К. Жукова. В период борьбы с антипартийной группой Молотова — Маленкова у него в пылу полемики вырвалась следующая фраза:
— Если вы и дальше будете бороться против линии партии, я буду вынужден обратиться к армии и пароду.
Эта фраза была истолкована Н. С. Хрущевым как проявление «бонапартизма». А для того, чтобы этот ярлык звучал более убедительно, в некоторых залах, где проходили собрания и активы с осуждением Г. К. Жукова, выставлялась картина Яковлева, где был изображен Г. К. Жуков на белом коне».
На каждом шагу ему предъявлялись смехотворные претензии. Кто-то с добрым сердцем сумел достучаться до министра обороны — белый конь, на котором он принимал Парад Победы, нес службу в армии до постарения. Судьба его была предрешена: «Выбраковать», пустить под нож. Маршал распорядился — отправить ветерана в Стрелковку доживать немногие годы. И это в строку бывшему министру.
15 марта 1958 года Жукову объявили об увольнении в отставку. Он был снят с партийного учета в Министерстве обороны и до смерти состоял на нем на заводе «Память революции 1905 года» в Краснопресненском РК КПСС.
Хрущев распорядился отобрать дачу в Сосновке под Москвой, на которой в изоляции жил Жуков. Пришлось полководцу предъявить документ, подписанный И. В. Сталиным и утвержденный Политбюро ЦК ВКП(б) — «…закрепить пожизненно за тов. Жуковым». В ознаменование Победы под Москвой в декабре 1941 года.
Отдавать негласные для посторонних глаз указания чиновникам труда не составляло, а как с реноме на Западе, каким дорожил Хрущев? Во время поездки по США в 1959 году Хрущев пытался говорить с Эйзенхауэром как военный и завел разговор о Жукове. «Да, он сильный человек и его не сдвинешь с позиции, которую он считает правильной. Это хорошо, — тут Хрущев ухмыльнулся и закончил, — но только для военного Ваш друг Жуков в порядке. Сидит себе на Украине, ловит рыбу и, наверное, пописывает мемуары, как все генералы».
Имя Г. К. Жукова практически было вычеркнуто из нашей истории, а в редких случаях, когда упоминалось, то с нелестными эпитетами.
Для предания забвению подвига Георгия Константиновича в Великую Отечественную были приложены различные и серьезные усилия. Одной из задач первой официальной истории той войны, несомненно, было именно это. В Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС создали отдел истории Великой Отечественной войны, в котором были подготовлены шесть объемистых томов «История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945». В 1960–1965 годах они увидели свет в Военном издательстве МО СССР.
Редакционную комиссию возглавил известный еще по временам сталинщины идеолог П. Н. Поспелов. Среди 30 членов, помимо группы военных деятелей, сверхнадежные в глазах хрущевцев историки — Е. М. Жуков, И. И. Минул, А. М. Хвостов и др. Они всегда в годы культа личности были в рядах активнейших охранителей «устоев» и прославили себя преданностью принципу «чего изволите?». После потрясения XX съезда КПСС эти люди при подготовке шеститомника почувствовали себя в своей тарелке и сделали все, чтобы возвеличить тогдашнего «хозяина» — Н. С. Хрущева. «Указатель имен» к первым пяти томам (в шестом, вышедшем в 1965 году, его нет) более чем красноречив — Хрущев упоминается 126 раз, а Жуков только 16! Но почему военные — члены редакционной комиссии, редколлегий томов и авторы согласились с тем, что из истории войны «исчез» наш великий полководец? Причины более чем понятные — с одной стороны, они работали в установленных рамках, с другой — среди них были и такие, кто претендовал на большее значение в истории Великой Отечественной. Задним числом.