В 1955 году, например, Маршалом Советского Союза стал И. X. Баграмян, спустя десять лет после окончания войны. В редакционной комиссии он повел себя по-маршальски, да еще опираясь на нетленную ценность принципов социалистического интернационализма. Отметить вклад представителя небольшого народа у нас святое дело. Вступив в войну полковником, Баграмян окончил ее генералом армии. Казалось, очень неплохо. Но цепкая память наверняка подсказывала — с Жуковым в начале двадцатых были равны, оба командиры кавполков, а в конце Отечественной Георгий Константинович брал Берлин, Баграмян, даже не командующий фронтом, руководил операциями против земландской группировки противника.
В свой актив Баграмян, однако, записал близкие отношения с Хрущевым, особенно скрепленные катастрофой в наступлении под Харьковом в мае 1942 года, что позволило ему объяснить главе государства при подготовке издания стратегию той войны. Не забывая, конечно, о себе, в шеститомнике Баграмян упоминается 13 раз, почти как Жуков. Правда, в десять раз меньше, чем Хрущев, но он взял реванш в 12-томной «Истории второй мировой войны 1939–1945» (вышла в 1973–1982 гг.) упомянут 17 раз, а Хрущев только 11. «Указатели имен» коротко и ясно вскрывают анатомию многотомных публикаций…
Надо думать, бесцеремонное искажение истории войны ускорило работу Георгия Константиновича над своими мемуарами. «Книга является, возможно, последним из того, что я считаю обязанным сделать», — твердо сказал он близким.
Работа над рукописью завершилась весной 1966 года, заняв общей сложностью около восьми лет. Книга увидела свет в 1969 году и сразу получила широкую известность. Без нее — «Воспоминаний и размышлений», нет биографии Г. К. Жукова. Однако, когда я вплотную занялся ее написанием, то с немалым удивлением заметил, что в достойных во многих отношениях «Воспоминаниях и размышлениях» героя моего повествования есть сентенции, не отвечающие его характеру, как он был известен многим. Иной раз даже находящиеся не в ладах со здравым смыслом. В апреле 1943 года по приказу Ставки маршал Г. К. Жуков с наркомом Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецовым, командующим ВВС Красной Армии маршалом авиации А. А. Новиковым и одним из ведущих работников Генштаба генералом С. М. Штеменко прибыли на Северо-Кавказский фронт. Среди других дел они обсудили положение наших войск на Малой земле, плацдарме у Новороссийска. «Всех нас тогда беспокоил один вопрос, — написано в мемуарах Г. К. Жукова, — выдержат ли советские воины испытания, выпавшие на их долю, в неравной борьбе с врагом, который день и ночь наносил воздушные удары и вел артиллерийский обстрел по защитникам этого небольшого плацдарма.
Об этом мы хотели посоветоваться с начальником политотдела 18-й армии Л. И. Брежневым, который там неоднократно бывал и хорошо знал обстановку, но на этот раз он находился на Малой земле, где шли тяжелейшие бои».
Звучит как-то странно, стиль не жуковский, да и мало похож на язык профессионального военного, а о подходе и говорить не приходится. Но последуем за мемуаристом — двум маршалам и адмиралу флота не удалось поговорить с Л. И. Брежневым, посему пришлось заменить начальника политотдела командующим армией К. Н. Леселидзе; не полковник, конечно, но на худой конец и генерал-лейтенант сойдет. Что там командование армии, штаб и прочее: «…из того, что нам рассказал командарм К. Н. Леселидзе было ясно: наши воины полны решимости драться с врагом до полного его разгрома и сбросить себя в море не дадут. Доложив И. В. Сталину наше мнение…» и т. д. Вот как, оказывается, осуществлялось руководство войной на высшем уровне — на основе «рассказов» докладывали в Ставку.
Ясности не прибавили воспоминания о поездке наших военачальников под Новороссийск записки флотоводца Н. Г. Кузнецова. По его мемуарам «Курсом к победе», они с Г. К. Жуковым тогда занимались не столько вопросом, выдержит или не выдержит Малая земля натиск немцев, сколько изучали возможность проверить предложение в Ставке высадить в этом районе «крупный десант». Сошлись, что «высаживать сейчас новый крупный десант на Малую землю нецелесообразно». Еще Н. Г. Кузнецов добавил: «Мне сказали, что сейчас на Мысхако находится начальник политотдела 18-й армии полковник Л. И. Брежнев. На этом клочке земли, насквозь простреливаемом вражеским огнем, он уже не в первый раз. Леонид Ильич лично организует партийно-политическую работу на плацдарме, обходит окопы и землянки, беседует с бойцами и командирами». Отсюда нетрудно вывести заключение, что ему было недосуг побеседовать с приехавшим из Москвы большим начальством.
Коль скоро между мемуарами Жукова и Кузнецова обнаружились противоречия, я обратился за помощью к генералу С., прекрасно знавшему обоих. Тут мое авторское самолюбие потерпело изрядный ущерб: оказалось, что генерал давно заметил описанный разнобой в воспоминаниях маршала и адмирала. Не только заметил, но сразу по выходе мемуаров попросил Г. К. Жукова разъяснить, как это он принял решение в апреле 1943 года по Малой земле без совета с полковником Брежневым. Беседа происходила в палате госпиталя, где лежал больной Жуков. Маршал пришел в ярость, махнул рукой, на пол полетели пузырьки и стаканы со столика у кровати. Он бросил: «Кто такой тогда был Брежнев, я и знать не знал его». Выругался, помолчал и заметил каким-то бесцветным тоном: мало ли чего «вписали» ему в книгу.
Если так, тогда пришлось заняться тем, что у историков называется «критикой источников», — проверкой по возможности фактов и т. д. Работа по тем временам не очень простая — до 6-го издания включительно, то есть по 1984 год, или в течение 15 лет с момента выхода мемуаров, эти нелепые рассуждения, вписанные какой-то чиновничьей рукой во славу Брежнева, оскверняли книгу.
Откровенно говоря, не поднимается рука вникать в детали последующих лет жизни Георгия Константиновича. Конечно, постепенно пришло прозрение и к тем, кто единодушно шельмовал Г. К. Жукова. Пришло на всех уровнях, даже бывших членов Политбюро ЦК КПСС. В марте 1991 года признался в этом А. Н. Шелепин. Он написал:
«Именно Хрущев организовал и осуществил заговор против выдающегося военачальника, любимца советских людей маршала Г. К. Жукова. В отсутствие Георгия Константиновича, когда тот находился в заграничной командировке, он, по предложению Хрущева, был выведен из Президиума ЦК КПСС и из состава ЦК КПСС, освобожден от обязанностей министра обороны СССР.
Помню, мы, члены ЦК, были удивлены, что Пленум, на котором обсуждается вопрос о политической работе в армии, проводится без участия министра обороны, которого буквально за несколько дней до того направили в Югославию. И уж совсем неожиданным было предложение о его освобождении со всех постов. Оказалось, все было продумано. Вот это был настоящий заговор, для которого, по моему личному мнению, не было должных оснований. Все дело в том, что Хрущев боялся огромного авторитета Жукова в стране и за рубежом. К тому же в то время другой видный военачальник — Эйзенхауэр — был избран президентом США, что, видимо, наталкивало Хрущева на грустные размышления. Полагаю, что было бы правильным отменить решение Пленума ЦК в части вывода Г. К. Жукова из состава ЦК КПСС».
С этой просьбой Г. К. Жуков многократно обращался в ЦК КПСС при Л. И. Брежневе. Безуспешно. Что еще сказать о трагедии маршала? С 1965 года его иногда стали помещать в президиумы по торжественным дням, но руководители Главпура тщательно следили за должной тональностью считавшихся общественными отзывов о маршале. Как бы не перехвалили.
В марте 1971 года проходил XXIV съезд КПСС. Г. К. Жуков был избран делегатом от Московской области. Он подтянулся, даже помолодел, предвкушая участие в высшем форуме коммунистов страны. Сшил новый мундир. Но неожиданный удар — маршалу не стоит появляться на съезде. Сообщил об этом по телефону лично Л. И. Брежнев. Георгий Константинович был буквально убит известием. Он на глазах как-то осел, вдруг стало видно — глубокий старик.