В этих боях было захвачено немало пленных. «Пленные, — заканчивает Архипов, — как правило, спешили заявить, что не принадлежат к национал-социалистам, и очень охотно давали показания. Подобное психологическое состояние гитлеровских войск, подавленность и панику наблюдать мне довелось очень и очень не скоро — только после Сталинграда и Курской битвы». Таковы были первые последствия контрудара, подготовленного Жуковым, для настроения гитлеровских вояк.
Баграмян вспоминает об одной из встреч с Жуковым, только что вернувшимся из войск в эти невеселые дни: «Начальник Генерального штаба был хмур. Oн молча кивнул в ответ на мое приветствие; из разговора я понял, что Жуков считает действия командования фронта недостаточно энергичными и целеустремленными. По его словам, много времени уделяется решению второстепенных задач и слишком медленно идет сосредоточение корпусов. А нужно определить главную опасность и против нее сосредоточить основные усилия. Такой главной угрозой являются танковые и моторизованные группировки противника, глубоко вклинившиеся в глубь нашей обороны. Поэтому основные силы фронта при поддержке всей авиации должны быть брошены именно на эти направления. Только так можно добиться перелома в ходе пограничного сражения».
Но. перелома не случилось, хромало взаимодействие и управление войск, подводила связь, неважно была организована разведка. Жуков надеялся выправить положение. Его кипучую деятельность прервал 26 июня вызов, в Москву. Сталин просил немедленно вернуться — «на Западном фронте сложилась тяжелая обстановка. Противник подошел к Минску». Когда в этот день он вылетал в Москву, враг так и не добился оперативного прорыва советского фронта. Это случилось уже 28 июня.
Впоследствии, возвращаясь к этим дням, Г. К. Жуков требовал от историков «детально разобрать» это сражение, ибо «в результате именно этих действий наших войск на Украине был сорван в самом начале вражеский план стремительного прорыва к Киеву».
К глубокому сожалению, совершенно по-иному складывалась обстановка на Западном и Северо-Западном фронтах.
* * *
Когда поздним вечером 26 июня Жуков прямо с аэродрома направился к Сталину, он застал в его кабинете Тимошенко и Ватутина. Шел напряженный разговор, собеседники бледные, осунувшиеся. Военные стояли навытяжку. Сталин, едва поздоровавшись, бросил на стол карту Западного фронта и потребовал ответить, что можно сделать. Из переговоров с Ватутиным по телефону Жуков уже уяснил — здесь сложилась «почти катастрофическая обстановка». Жуков попросил сорок минут на размышление. Военные удалились в соседнюю комнату. Положение на карте выглядело угрожающим — враг прошел уже сотни километров по советской земле. Гитлеровские танки смыкают клещи у Минска, а далеко во вражеском тылу продолжают биться насмерть окруженные советские войска.
Жуков предложил: создавать оборону по линии Западная Двина — Полоцк — Витебск — Орша — Могилев. А на рубеже Смоленск — Рославль — Гомель незамедлительно оборудовать тыловой рубеж. Замысел Жукова состоял в том, чтобы остановить врага на пути к Москве на одном из оборонительных рубежей, не предрешая, на каком именно измотать его, а затем перейти в контрнаступление. Сталин немедленно утвердил предложение.
Утром 27 июня Жуков передал приказ Ставки командованию Западного фронта навести наконец порядок в отступивших войсках, отводить их на линию старых укрепленных районов. Он указал, что танковые группы Гота и Гудериана, наступавшие соответственно севернее и южнее оси Брест — Москва, оторвались от пехоты, и потребовал бить их с тыла, а потом обрушиться на пехоту, двигавшуюся без танков. «Такое смелое действие принесло бы славу войскам Западного округа. Особенно большой успех получится, если сумеете организовать ночное нападение на мехчасти». Операция не удалась, противник рвался на восток. 28 июня к вечеру пал Минск.
Напряжение в Генштабе достигло крайней степени. Как будто дурных вестей с фронта было мало, 29 июня Сталин собственной персоной в сопровождении стратегов из Политбюро явился в Наркомат обороны. Он ругался, грозил. Жуков смолчал, высокие визитеры удалились. Но, когда та же компания вторично и в тот же день явилась в Генштаб, Жуков холодно потребовал не мешать работать, а в конце дня он доложит все сведения об обстановке на фронте. У Сталина хватило ума не скандалить и уйти. С ним убрались Молотов, Микоян, Маленков и другие, окатив Жукова грозными взорами. Как же, начальник Генштаба выставил вождя и учителя с соратниками! Зрелище было смехотворное и драматическое. «И как он ни обвинял Д. Г. Павлова, — сухо заметил Жуков, — все же нам казалось, что где-то наедине с собой он чувствовал во всем этом и свои предвоенные просчеты и ошибки».
В отместку 30 июня Сталин потребовал на следующий день, чтобы Жуков вызвал Павлова в Москву. Дальше он действовал по мучительно известной схеме. Командующий Западным фронтом генерал Д. Г. Павлов, начальник штаба фронта генерал В. Е. Климовских, начальник артиллерии фронта Н. Клич, начальник связи фронта генерал А. Григорьев, командующий 4-й армией генерал А. А. Коробков были преданы суду и в начале июля расстреляны. На Западный фронт выехали новый командующий — С. К. Тимошенко с заместителем А. И, Еременко, а наши войска продолжали отступать!
Тогда в мире оказалось немало людей, которые думали, что «блицкриг» удался. Они судили по стремительным темпам продвижения гитлеровских орд. В своей ставке Гитлер знал лучше. Если геббельсовская пропаганда надрывалась, твердя о фантастических успехах, фюрер с вымученной улыбкой растолковал приближенным 27 июня, что он подобен легендарному всаднику, который, узнав, что переехал, не заметив, замерзшее озеро, умер от ужаса. «Если бы у меня хоть было малейшее представление о гигантских силах Красной Армии, я бы никогда не принял решения о нападении», — добавил он. Через два дня, в то время как радио Берлина сразу передало в эфир первые семь хвастливых коммюнике о победах в России, Гитлер задумался о смерти и секретным указом назначил преемника — Геринга.
Уже тогда Гитлер, вероятно, сообразил, что ввязался в фатальное предприятие. Но у банды заговорщиков в Берлине пути назад не было, как азартные игроки, они играли ва-банк, понукая вермахт продолжать наступление не переводя дух. Отлаженный инструмент, каким был вермахт, натасканная на убийство немецкая солдатня делали свое дело. Они ломились на восток. Отступая, наши войска переходили к стратегической обороне. Жуков был в центре событий — железной рукой руководил войсками, требуя прежде всего и больше всего глубокого построения обороны. Контуры стратегической обороны постепенно вырисовывались, темп наступления врага снижался, а потери увеличивались. Но, несмотря на все усилия, введение в дело большого количества соединений, прибывавших из внутренних округов, устойчивого фронта стратегической обороны создать так и не удавалось.
А в ставке Гитлера пессимизм сменялся приступами оптимизма. Историограф верховного командования вермахта так описывал царившее там настроение в первые дни июля: «С захватом Минска в неделю мы прошли треть расстояния до Москвы и Ленинграда, такими темпами мы через 14 дней будем в обоих этих городах, а может быть, и раньше». Какие бы внутренние сомнения уже ни терзали Гитлера, перед своими приближенными он разглагольствовал у карты Советского Союза: «В считанные недели мы будем в Москве. Я сровняю город с землей и устрою на месте его водохранилище. Само название «Москва» должно исчезнуть с карт». Не только в Берлине, но и в Вашингтоне считали — для разгрома СССР Германии потребуется два, максимум три месяца.
Красная Армия переходила к стратегической обороне. Приобретался опыт войны, вводились в сражение новые силы. Личный состав армии и флота с должным вниманием воспринял речь Сталина по радио 3 июля 1941 года. Он засел за ее подготовку сразу после того, как Г. IL Жуков показал ему и членам Политбюро на дверь 29 июня. Великий народ поднимался на священную войну против немецко-фашистских захватчиков. Главное — продержаться, выстоять, пока не даст свои плоды переход всей страны на военный лад под руководством Государственного Комитета Обороны, созданного 30 июня 1941 года.
С высоты поста начальника Генерального штаба события в вооруженной борьбе, естественно, укрупнялись. Жуков мыслил в основном категориями фронтов, однако в той тяжелой обстановке ему зачастую приходилось вмешиваться в управление не только корпусами, но и дивизиями. Он знал о формировании новых армий, переводе промышленности на военные рельсы. Знал и о том, что захват врагом все новых областей потребовал эвакуации многих оборонных заводов. Они оказались на колесах и когда еще смогут дать военную продукцию.