И только в ночь на 6 октября, когда немецкие танки уже грохотали по булыжным уличкам Юхнова, выяснилась страшная правда: Западный фронт не удержал врага. Ставка потребовала от штаба фронта доложить обстановку. В ответ противоречивые и неполные доклады. Однако к исходу 7 октября сомнений не оставалось: с запада на столицу надвигаются десятки гитлеровских дивизий. Войска, прикрывавшие Москву, обойдены и сражаются, по всей вероятности, в окружении.
Глубокой ночью Жуков добрался до штаба Западного фронта. Там ходили как пришибленные — уже было получено указание Ставки, отданное 6 октября в 19.30 и адресованное командующим Резервного и Западного фронтов: «В район действия Резервного фронта командирован генерал армии Жуков в качестве представителя Ставки. Ставка предлагает ознакомить тов. Жукова с обстановкой. Все решения тов. Жукова в дальнейшем, связанные с использованием войск фронта и по вопросам управления, обязательны для выполнения».
Генералы И. С. Конев, В. Д. Соколовский, Г. К. Маландин как могли попытались ввести представителя Ставки в курс дела, впрочем, плохо представляя обстановку. Жуков брезгливо смотрел на них, для себя отметив — он застал генералов «в крайне неприглядном виде». Растерянными и, еще хуже, напуганными, отнюдь не врагом.
Случившееся тогда с войсками незадачливых полководцев восстановили историки. На московском направлении разразилась катастрофа. Здесь в конце сентября оборону держали три наших фронта. Западный — И. С. Конев, Резервный — С. М. Буденный и Брянский — А. И. Еременко. В общей сложности войска фронтов насчитывали 1250 тысяч человек, 990 танков, 7600 орудий, 677 самолетов. На них и обрушился «Тайфун» — так была зашифрована гигантская операция вермахта по захвату Москвы.
На московском направлении враг сосредоточил 77 дивизий численностью до 1800 тысяч человек, 1700 танков и штурмовых орудий, 14 тысяч орудий и минометов, 1390 самолетов. В приказе Гитлера войскам говорилось: «Создана наконец предпосылка к последнему огромному удару, который еще до наступления зимы должен привести к уничтожению врага». Секретное указание Гитлера группе армий «Центр» предусматривало окружение Москвы, с тем чтобы «ни один русский солдат, ни один житель — будь то мужчина, женщина или ребенок — не мог ее покинуть. Всякую попытку выхода подавлять силой». Поголовное истребление москвичей, до последнего человека.
Первым 30 сентября выступил Гудериан. Прорвав оборону Брянского фронта, его танковая группа, переименованная в танковую армию, прошла около 150 километров и 3 октября захватила Орел. Часть войск Брянского фронта оказалась в окружении. Генерал Л. М. Сандалов, в то время начальник штаба фронта, впоследствии писал: «Оглядываясь назад, рассматривая теперь обстановку с открытыми картами, приходишь в недоумение: как мы не смогли тогда разгадать намерений противника?.. Ставка предупреждала 27 сентября о подготовке противника к наступлению на Москву. Лучшего района для наступления танковой группы на Москву, чем район Глухов, Новгород-Северский, Шостка, не найти. Путь оттуда на Орел, Тулу был кратчайшим… Однако командование и штаб Брянского фронта не смогли расшифровать этот легкий шифр». В первую голову командующий фронтом Еременко.
Не сделали надлежащих выводов из случившегося и в штабах Западного и Резервного фронтов. На их войска 2 октября обрушились мощные удары с севера и юга. Танковые и моторизованные части противника соединились в районе Вязьмы, окружив значительную часть войск этих фронтов западнее города.
Жуков прикинул: враг, разумеется, превосходит в силах три наших фронта. (Впоследствии выяснилось: в 1,4 раза у него больше людей, в 1,7 раза — танков, в 1,8 раза — орудий и минометов, в 2 раза больше самолетов.) Но мы-то стояли в обороне! Почему не были своевременно раскрыты намерения противника, не были сосредоточены наши основные силы на направлениях главных ударов? Жукова глубоко потрясло, что вермахт преуспел в третий раз все тем же методом: наступая с запада, впервые сомкнули клещи у Минска; во второй раз так же у Смоленска; теперь — Вязьма. Шаблонный маневр: устроив очередной «котел», группа армий «Центр» разводила свои подвижные соединения севернее и южнее, а затем снова проводила окружение.
Самое главное — Ставка, получив данные от разведки, еще 27 сентября направила командующим предупреждения о предстоявшем в ближайшие дни крупном немецком наступлении на московском направлении. Так что вражеский удар не мог быть неожиданным.
Да, особой стратегической и оперативной доблести у вермахта не наблюдалось, но выполняла эти маневры германская армия 1941 года. Потом, через многие годы, Жуков скажет: «Надо оценить по достоинству немецкую армию с которой нам пришлось столкнуться с первых дней войны. Мы же не перед дурачками отступали по тысяче километров, а перед сильнейшей армией мира. Надо ясно сказать, что немецкая армия к началу войны была лучше нашей армии, лучше подготовлена, выучена, вооружена, психологически более готова к войне, втянута в нее. Она имела опыт войны, и притом войны победоносной. Это играет огромную роль. Надо также признать, что немецкий генеральный штаб и вообще немецкие штабы тогда лучше работали, чем наш Генеральный штаб и вообще наши штабы, немецкие командующие в тот период лучше и глубже думали, чем наши командующие. Мы учились в ходе войны и выучились, и стали бить немцев, но это был длительный процесс. И начался этот процесс с того, что на стороне немцев было преимущество во всех отношениях.
У нас стесняются писать о неустойчивости наших войск в начальном периоде войны. А войска бывали неустойчивыми и не только отступали, но и бежали, и впадали в панику. В нежелании признать это сказывается тенденция: дескать, народ не виноват, виновато только начальство. В общей форме это верно. В итоге это действительно так. Но, говоря конкретно, в начале войны мы плохо воевали не только наверху, но и внизу. Не секрет, что у нас рядом воевали дивизии, из которых одна дралась хорошо, стойко, а соседняя с ней бежала, испытав на себе такой же самый удар противника. Были разные командиры, разные дивизии, разные меры стойкости.
Обо всем этом следует говорить и писать, я бы сказал, что в этом есть даже педагогическая сторона: современные читатели, в том числе молодежь, не должны думать, что все зависит только от начальства. Нет, победа зависит от всех, от каждого человека, от его личной стойкости в бою. Потому что мы знаем, что в одинаковых условиях одни люди вели себя стойко, а другие нет. И этого нельзя замалчивать».
Эти выводы Георгий Константинович сформулировал со временем, во всеоружии опыта минувшей Великой Отечественной, а тогда, в 1941 году, нужно было думать о непосредственных задачах, управляясь тем, что было.
8 октября в половине третьего ночи он доложил Сталину: главная опасность в том, что можайская линия слабо прикрыта. Танки противника могут внезапно выйти к Москве. Необходимо быстрее стягивать войска на это направление.
Сталин спросил о дальнейших намерениях Жукова. Он ответил, что будет связываться с командованием Резервного фронта, с маршалом Буденным. Где? Наверное, в районе Малоярославца, высказал предположение Жуков, — вот уже несколько дней о маршале ничего не известно.
…Две машины генерала армии — его «бьюик» и вездеход охраны — на безотрадной осенней дороге. Слабые блики света маскировочных фар на мокром булыжнике. Немецкие танки расползлись по Подмосковью, в любой момент может последовать пулеметная очередь в заляпанный грязью радиатор или, того хуже, в ветровое стекло. Жуков невозмутимо вглядывается в дорогу.
Мутным рассветом машина Жукова (вездеход с охраной отстал) едва не столкнулась с немцами. Искуснейший водитель Бучин вполголоса сказал: «Фрицы!» — и на газ! Ушли. У полустанка Обнинского, всего в 105 километрах от Москвы, нашли наконец штаб Резервного фронта, Военный совет которого разместился в доме имения, некогда принадлежавшего Савве Морозову. Командующего фронтом С. М. Буденного на месте не оказалось, и никто в штабе но мог сказать, где он. Начальник штаба не дал вразумительного ответа о положении своих и вражеских войск. Донельзя возмущенный Жуков начал: