Крепкого парня, каким постепенно становился Егор, часто посылали к заказчикам отвезти меха. Давали пятак или гривенник на конку, иной раз путь предстоял далекий. Егор предпочитал мерить ногами московские версты, а на сбереженные монеты покупать книги. Конечно, хотелось бы, чтобы наш герой приобретал научно-познавательную литературу. Но соорудить стройную концепцию научных интересов тогдашнего Егора, к сожалению, не удастся. Он торопился следить за приключениями Шерлока Холмса и менее известного сыщика Ника Картера, проглатывая книги об их дивных приключениях.
Занятия с Александром, постепенно превратившиеся почти в самостоятельные, продолжались с год. Быстро взрослевший Егор понял, что без системы продолжать учебу невозможно. Он поступил на вечерние общеобразовательные курсы, окончание которых давало права выпускника городского училища. Трехгодичные курсы он окончил с отличием. С 1911 года, когда Егору исполнилось 15 лет, его стали величать Георгием Константиновичем. Он перешел в разряд старших мальчиков, которому подчинялись трое мальчиков-учеников.
Наблюдательный Пилихин открыл у Георгия талант — умение работать в магазине. На третьем году учебы на скорняка Георгий все больше времени работал в магазине. Хозяин послал его на знаменитую Нижегородскую ярмарку с приказчиком, который распустил руки и в ответ получил удар дубовой палкой по голове. Когда приказчик упал без сознания на пол лавки, Георгий порядком испугался — убил! К счастью, обошлось, но по возвращении в Москву Пилихин не стал разбираться, и Георгию в который раз пришлось почувствовать тяжелую руку хозяина. Но это было, пожалуй, в последний раз, обучение заканчивалось.
В 1912 году Георгий в первый раз получил десятидневный отпуск и навестил родных в Стрелковке. Родители за четыре года состарились, сестра заневестилась. 69-летний отец как-то непонятно встретил сына, не делясь своими мыслями, он только промолвил: «Взрослый, крепкий». Георгий дал ему рубль «на трактирные расходы». Суровая мать не одобрила — хватило бы двадцати копеек. Старик поморщился, мать омрачила встречу «разговором о нужде». Г. К. Жуков хорошо запомнил, что подарил матери в тот первый отпуск — три рубля, два фунта сахара, полфунта чая и фунт конфет.
В конце того же, 1912 года свершилось: обучение у Пилихина окончилось. По обычаю Георгию дали небольшую премию и полную экипировку — костюм-тройку, пальто демисезонное, пальто зимнее на меху с каракулевым воротником, белье, обувь. Так полагалось одеваться молодому мастеру, прошедшему обучение в известной к тому времени фирме Пилихина. Безукоризненно честный и предельно аккуратный, Георгий выделялся среди работавших у Пилихина, который стал давать ему все более ответственные поручения. Отправка товаров, получение денег в банке по чекам или внесение на текущий счет. Георгий для себя сделал выбор между мастерской и магазином, где «приходилось вращаться среди более или менее интеллигентных людей, слышать их разговоры о текущих событиях».
Посетители, конечно, толковали преимущественно о делах, что прежде всего профессионально интересовало мастера, подвизавшегося в роли приказчика в магазине. Интерес к политике почти полностью удовлетворяли беседы со старым мастером Ф. И. Колесовым, всегда по-доброму относившимся к Жукову. В своих воспоминаниях маршал сказал сущую правду о значении политики для тех, кто считался кустарями, куда входили скорняки. Близко к нулю. Каторжная работа просто не оставляла времени ни на что сверх заботы о куске хлеба. Георгий успевал больше. Он снял койку в доме в Охотном ряду. Сдала вдова Малышева. Георгий влюбился в ее дочь Марию, и они решили пожениться.
Почему нет? В 1914 году он был видным женихом в своей округе, мастер-меховщик. Жалованье 25 рублей в месяц, кстати, ровно столько, сколько Пилихин положил своему старшему сыну Александру.
1914 год опрокинул судьбы народов, а об*отдельных людях и говорить не приходится. Когда до Москвы докатилась весть об объявлении войны Австро-Венгрией и Германией, то Белокаменная вспухла манифестациями. Георгий едва ли вникал в смысл лозунгов, он с профессиональным прищуром стоящего за прилавком следил деде, как ура-патриоты громили магазины австрийских и немецких фирм. Той же участи подвергались магазины, принадлежавшие иностранцам вообще. Были бы иностранные имена на вывесках. В патриотическом ликовании он издалека, даже не подходя к местам патриотических шабашей, видел: сомнительные типы в разгневанных толпах не столько проявляли праведный гнев, сколько растаскивали товары. Грабили.
Патриотическая волна сорвала с мест зеленую молодежь, юноши, далеко не достигшие тогдашнего призывного возраста — 20 лет, уходили добровольцами. Некоторые, всеми правдами-неправдами миновав запасные полки, оказывались в маршевых батальонах, питавших фронт. Душевный друг Александр Пилихин с горящими глазами уговаривал Егора не идти, а бежать на фронт. Успеть бы к победоносному параду православного воинства в Вене и Берлине! Жуков, оглушенный бурным потоком Сашиных фраз, обратился к тому, кто был своего рода идейным наставником, — неутомимому читателю газет Колесову. Федор Иванович ответил резко, что так не вязалось с его мягкой манерой обращения:
— Мне понятно желание Александра, у него отец богатый, ему есть из-за чего воевать. А тебе, дураку, за что воевать? Уж не за то ли, что твоего отца выгнали из Москвы, не за то ли, что твоя мать с голоду пухнет?.. Вернешься калекой — никому не будешь нужен.
Отказ Жукова последовать за приятелем поставил точку на многолетней дружбе. Выругав Георгия, молодой доброволец тайком от родителей рванул на фронт. Каким-то образом ему удалось очень скоро оказаться на линии огня. Из действующей армии пришло не очень складное, трогательное письмо: «Я, сын своей Родины, не мог оставаться без участия». Через два месяца Сашу привезли тяжело раненным. Только в 1917 году закончился его скорбный путь по госпиталям. Выписали домой. В 1918 году он снова записался добровольцем в армию. В Красную. Убит в том же году под Царицыном.
Пилихин, конечно, не мог предвидеть скорой гибели сына, но и не исключал такой исход. По-своему душевный человек, наставник молодежи, он предложил Егору похлопотать, чтобы его оставили дома на Сод по болезни, а потом не исключал, что вообще «оставят по чистой». Выслушав гордый ответ Георгия Константиновича — здоров и готов идти на фронт, хозяин отматерил будущего героя и в упор спросил: «Ты что, хочешь быть таким же дураком, как Саша?» Жуков заверил — долг повелевает защищать Родину, Раздосадованный Пилихин только рукой махнул.
Кровавая мясорубка войны набирала обороты, В июле 1915 года объявили досрочный призыв молодежи года рождения Жукова. Неизбежное случилось. Он съездил в деревню, помог старикам с уборкой урожая, попрощался с друзьями. Без энтузиазма, серьезный и сдержанный приехал в уездный город Малоярославец Калужской губернии, где 7 августа 1915 года был призван в армию. На вопрос об образовании недрогнувшей рукой написал — два класса церковноприходской: школы, что автоматически предопределяло — рядовой. О том, что окончил полный курс городского училища, Жуков умолчал. По причинам, в его глазах очень весомым:
«На мое решение повлияла поездка в родную деревню незадолго перед этим. Я встретил там, дома, двух прапорщиков из нашей деревни, да того плохих, неудачных, нескладных, что, глядя на них, мне было даже как-то неловко подумать, что вот я, девятнадцатилетний мальчишка, кончу школу прапорщиков и пойду командовать взводом и начальствовать над бывалыми солдатами, над бородачами, и буду в их глазах таким же, как эти прапорщики, которых я видел у себя в деревне. Мне не хотелось этого, было неловко».
Формальности на призывном участке отняли считанные минуты — и солдат! Большая и нежданная радость — отобрали в кавалерию, друзья завистливо поглядывали на счастливчика, всех их без исключения направили в пехоту.