На этот период и падает непосредственное участие Жукова в боях. Он с блеском применил навыки, полученные в запасном полку и учебной команде. Главное — рассудительность, помноженная на смелость. Георгий тяготился окопной войной, ему не улыбалось сидение в залитых осенними дождями траншеях. Он вызвался в войсковую разведку и несколько раз с товарищами ходил за линию фронта. Из рискованного поиска Жуков привел захваченного им немецкого офицера. Георгиевский крест за подвиг. Очередной поиск в конце октября едва не кончился трагически. Головной дозор, в котором был Жуков, напоролся на мину. Двоих тяжело ранило, Георгия контузило, вышвырнуло из седла, и он очнулся только через сутки. Госпиталь и второй Георгиевский крест.
На исходе года Жуков, так и не оправившийся от травмы, вышел из госпиталя и был направлен в ту же учебную команду, из которой ушел на фронт. В село Лагери поблизости от Балаклеи, где по-прежнему квартировал 5-й запасной кавалерийский полк. Новобранцы уважительно смотрели на боевого унтер-офицера с двумя Георгиевскими крестами. Последствие недавней контузии — глухота изменила выражение лица Жукова, подчиненные никак не могли сообразить, что кроется за его внешней бесстрастностью. Едва ли им приходило в голову, что Жуков просто прислушивался к себе. Он слышал достаточно, чтобы убедиться — в запасном эскадроне шло серьезное брожение. Солдаты стали прощупывать, сначала осторожно, настроение Жукова. Он не скрыл — «война выгодна лишь богатым». Унтер-офицер «свой»!
Утром 27 февраля 1917 года эскадрон был поднят по тревоге и направился в Балаклею. Никто ничего не знал. На плацу у штаба полка построились рядом с другими частями. Тут к кавалеристам пришли рабочие с красными знаменами, загремели ораторы: Николай II отрекся от престола, народу нужны мир, земля и воля. Многократно прокричали «ура». Разъехались по казармам. Революция свершилась.
На следующий день унтер-офицер Г. К. Жуков был избран председателем солдатского комитета эскадрона и вошел в состав полкового комитета. Ряд офицеров арестовали. Много говорили, спорили. Мыслен-, но возвратившись к этим годам, маршал Жуков очень трезво, в перспективе полустолетия, оценил свои тогдашние возможности:
«Нельзя сказать, что я был в те годы политически сознательным человеком. Тот или иной берущий за живое лозунг, брошенный в то время в солдатскую среду, не только большевиками, но и меньшевиками, и эсерами, много значил и многими подхватывался. Конечно, в душе было общее ощущение, чутье, куда идти. Но в тот момент, в те молодые годы можно было и свернуть с верного пути. Это тоже не было исключено. И кто его знает, как бы вышло, если бы я оказался не солдатом, а офицером, если бы кончил школу прапорщиков, отличился в боях, получил бы уже другие офицерские чины и к этому времени разразилась бы революция. Куда бы я пошел под влиянием тех или иных обстоятельств, где бы оказался? Может быть, доживал бы где-нибудь свой век в эмиграции? Конечно, потом, через год-другой, я был уже сознательным человеком, уже определил свой путь, уже знал, куда идти и за что воевать, но тогда, в самом начале, если бы моя судьба сложилась по-другому, если бы я оказался офицером, кто знает, как было бы. Сколько искалеченных судеб оказалось в то время и таких же людей из народа, как я…»
Пришло и отшумело митинговое лето 1917 года, эскадрон по-прежнему в Лисках. Вокруг в селах и городах бурлили страсти, вдруг все чаще стала слышаться украинская речь. Не певучий язык Тараса Шевченко, а какой-то диалект. Совершенно неожиданно Георгий узнал, что он русский, эксплуататор, москаль и «геть» с Украины. Зная крутой характер драгунского унтер-офицера, легко представить, как заканчивались разговоры с ним замелькавших в расположении части националистов. Солдатский комитет, начавший как большевистский, постепенно впал в апатию. К осени 1917 года процесс распада армии, именовавшийся «демократизацией», зашел далеко. Некоторые части заявили о том, что они выступают на стороне объявившегося неизвестно откуда Петлюры.
Жуков убедил комитет эскадрона распустить солдат по домам. В Россию. Иного выхода он не видел, националисты зверели на глазах и даже грозили оружием. Русским парням, отправлявшимся домой, в Московскую и Калужскую губернии, комитет настоятельно посоветовал брать с собой карабины и боевые патроны. Заградительные отряды в районе Харькова отобрали оружие. Видимо, Жуков стал звонкой фигурой и сильно мешал самостийникам. Некоторые офицеры, вдруг вспомнившие о своем происхождении от гайдамаков или от кого-то в том же роде и перебежавшие к националистам, занялись розыском строптивого унтер-офицера. В случае поимки его судьба могла быть очень туманной.
Прекрасно обученный военному делу, Жуков решил не вступать в спор с превосходящим по силам и к тому же озлобленным противником, а несколько недель прятался то в Балаклее, то в Лисках. Он был потрясен до глубины души: недавно разумные люди превращались в одержимых фанатиков, шедших за глупцами и болтунами. Насмотревшись на разгул национализма и получив стойкое отвращение к самостийникам, Жуков тайком уехал в Москву, где объявился 30 ноября 1917 года. Выяснилось, что предусмотрительный Пилихин еще в 1916 году ликвидировал свое заведение. Мастера разбрелись кто куда. Георгий потолкался в городе, пламеневшем кумачом и облепленном декретами новой, Советской власти. В царившем хаосе и неразберихе Жуков не видел для себя места и счел за благо махнуть в деревню, в Стрелковку.
Отец, мужики считали, хотя и не единодушно, что большевики за народ. Если так, тогда стоит предложить свои услуги и делать то, чему его хорошо научили — служить в армии. Определил себе отпуск на два месяца, а в конце января 1918 года он наметил уехать в Москву и подать заявление о вступлении добровольцем в армию. Георгия не смущало, что ее именовали Красной гвардией. Но в конце января он заболел сыпным тифом, а в апреле — возвратным. Жуков оправился только летом 1918 года и в августе 1918 года вступил добровольцем в Красную Армию. В 4-й кавалерийский полк 1-й Московской кавалерийской дивизии, которая только что начала формирование как первенец введенной тогда в Красной Армии стратегической кавалерии. Сейчас трудно судить, нужно ли было разделение на войсковую и стратегическую конницу. Теоретически Жуковская дивизия предназначалась для выполнения оперативных задач в интересах армии или фронта. Когда нужно действовать самостоятельно, в отрыве от своих войск.
1-й Московской кавалерийской дивизии уделялось исключительное внимание. Личный состав в переучивании или доучивании не нуждался, под ее знамена пришли в основном опытные унтер-офицеры и солдаты старой армии. Оставалась политическая подготовка, считавшаяся делом первостепенной важности, готовили, помимо прочего, к вступлению в Российскую Коммунистическую партию (большевиков). В эскадроне Жукова была группа сочувствующих — будущих коммунистов. Среди пяти ее членов — Жуков. С ними не менее двух раз в неделю занимались комиссар полка и секретарь партийного бюро. Беседы иной раз затягивались за полночь. Зубрили не только Программу и Устав РКП (б), но и беседовали «о внутреннем и международном положении», как большевики пришли к власти.
То, что Г. К. Жуков нащупал самостоятельно на основании уже не бедного жизненного опыта, приводилось в систему, вводилось в контекст марксистско-ленинской теории. Он оказался внимательным и благодарным слушателем. Прошло полгода, комиссар счел знания Жукова достаточными, а классовое лицо не вызывающим сомнений.
«1 марта 1919 года, — вспоминал Жуков, — меня приняли в члены РКП (б). Много с тех пор забыто, но день, когда меня принимали в члены партии, остался в памяти на всю жизнь. С тех пор все свои думы, стремления, действия я старался подчинять обязанностям члена партии, а, когда дело доходило до схватки с врагами Родины, я, как коммунист, помнил требование нашей партии быть примером беззаветного служения своему народу».
В мае 1919 года 1-я Московская кавалерийская дивизия отправилась на Восточный фронт, против Колчака. В горнило гражданской войны красноармеец Жуков ушел коммунистом.