К этому времени линия фронта сократилась. В сентябре вышла из войны Финляндия, немцы изгнаны из Румынии и Болгарии, бои шли на территории Польши, Венгрии и Югославии. За исключением небольшого участка в Латвии, где были прижаты к морю 38 немецких дивизий, вся советская земля была освобождена.
Жуков согласился.
— Вы это без обиды говорите? — спросил Сталин.
— А на что же обижаться? Думаю, что я и Александр Михайлович Василевский не останемся безработными.
Вечером в тот же день Сталин вызвал Жукова и объявил:
1-й Белорусский фронт находится на берлинском направлении. Мы думаем поставить вас на это направление.
У Георгия Константиновича молнией пронеслась мысль: комфронта Рокоссовский. Он четко определил свое отношение к предложению: «Готов командовать любым фронтом». Но счел необходимым сказать, что Рокоссовскому «вряд ли будет приятно» уйти с 1-го Белорусского фронта. Сталин пытливо взглянул на него. Подумал и добавил: «У. Вас больше опыта, и впредь останетесь моим заместителем. Что касается обиды мы же не красные девицы. Я сейчас поговорю с Рокоссовским». Сталин тут же сказал ему по телефону, что он назначается командующим 2-м Белорусским фронтом. Рокоссовский не сдержался:
— За что такая немилость, что меня с главного направления переводят на второстепенный участок?
Сталин внушительно, самым правдивым тоном разъяснил, что собеседник ошибается. На берлинском направлении, считая с севера на юг, три фронта: 2-й Белорусский, 1-й Белорусский и 1-й Украинский. В центре будет Жуков, справа Рокоссовский, слева Конев. «Если не продвинетесь вы и Конев, то никуда не продвинется и Жуков», — закончил разговор Верховный.
Звучало так возвышенно, решения диктовались только интересами дела, завершением разгрома Германии. На деле, откровенно смог написать Г. К. Жуков уже в семидесятые, «расчет был здесь ясный. Сталин хотел завершить блистательную победу над врагом под своим личным командованием, т. е. повторить то, что сделал в 1813 году Александр I, отстранив Кутузова от главного командования и приняв на себя верховное командование с тем, чтобы прогарцевать на белом коне при въезде в Париж во главе русских доблестных войск, разгромивших армию Наполеона».
Перебрасывая Рокоссовского с берлинского направления, Сталин поэтому, по словам Жукова, «действовал неспроста», что имело серьезные последствия. «С этого момента, — с горечью вспоминал Жуков, — между Рокоссовским и мною уже не было той сердечной, близкой товарищеской дружбы, которая была между нами долгие годы». В мемуарах он уточнил: Рокоссовский, видимо, «считал, что я в какой-то степени сам напросился встать во главе войск 1-го Белорусского фронта. Если так, то это его глубокое заблуждение». Дело было не только в отношениях двух тезок — Жукова и Рокоссовского, Георгий Константинович для себя вывел закономерность: «И чем ближе был конец войны, тем больше Сталин интриговал между маршалами — командующими фронтами и своими заместителями, зачастую сталкивая их «лбами», сея рознь, зависть и подталкивая к славе на нездоровой основе».
Все это, однако, не успело серьезно отразиться на выполнении командованием Красной Армий своих задач. О мотивах Сталина догадывались считанные люди, а для вооруженных сил и страны не вызывало сомнения очевидное — на завершающем этапе войны наши войска должны были вести три самых выдающихся советских полководца — Маршалы Советского Союза Г. К. Жуков, К. К. Рокоссовский и И. С. Конев. А рядом с ними сотни военачальников, получивших боевой опыт в Великой Отечественной войне и обогативших в ходе ее наше военное искусство.
Теперь, когда советские войска подходили к Германии, немецкий генеральный штаб озаботился познакомить нацистское руководство с советскими военачальниками, с теми, кто на полях сражений возглавлял разгром вермахта. Геббельс записывает в своем дневнике в начале 1945 года: «Генштаб представляет мне книгу с биографическими данными и портретами советских генералов и маршалов. Из этой книги нетрудно почерпнуть различные сведения о том, какие ошибки мы совершили в прошедшие годы. Эти маршалы и генералы в среднем исключительно молоды, почти никто из них не старше 50 лет. Они имеют богатый опыт революционно-политической деятельности, являются убежденными большевиками, чрезвычайно энергичными людьми, а на их лицах можно прочесть, что они имеют хорошую народную закваску.
Я сообщаю фюреру о представленной мне для просмотра книге генштаба о советских маршалах и генералах, добавляя, что у меня сложилось впечатление, будто мы вообще не в состоянии конкурировать с такими руководителями. Фюрер полностью разделяет мое мнение. Наш генералитет слишком стар, изжил себя».
Враги вплотную подошли к признанию превосходства полководческого мастерства наших военачальников и ущербности своего. Бывший начальник генерального штаба германских сухопутных войск Гальдер писал: «Исторически небезынтересно исследовать, как русское военное руководство, потерпевшее крушение со своим принципом жесткой обороны в 1941 году, развивалось до гибкого оперативного руководства и провело под командованием своих маршалов ряд операций, которые, по немецким масштабам, заслуживают высокой оценки… Над этим периодом в качестве приговора стоит слово, высказанное русской стороной в процессе резкой критики действий немецкого командования: порочная стратегия. Это нельзя опровергнуть».
Той осенью 1944 года изжили заимствования, сделанные было в 1942 году приказом наркома обороны № 227 из германской практики наведения порядка в войсках. 29 октября 1944 года последовал приказ наркома обороны № 0349: «В связи с изменением общей обстановки на фронтах необходимость в дальнейшем содержании заградительных отрядов отпала. Приказываю: 1. Отдельные заградительные отряды к 13 ноября расформировать. Личный состав расформированных отрядов использовать на пополнение стрелковых дивизий».
Германию добивала превосходящая мощь Советского Союза, что обеспечивалось превосходством советского социалистического строя. Как в военной сфере, так и в области политики и экономики побеждал весь строй нашего государства. Теперь за пределами советских границ.
ПОБЕДА!
— Вот за это благодарю! — сказал Сталин Рокоссовскому.
Отбывая на 2-й Белорусский фронт, маршал Рокоссовский отклонил предложение Верховного взять с собой работников штаба, с которыми сработался. И это глубоко знаменательно! На подступах к Победе наших военачальников и штабы объединяло общее понимание задач вооруженной борьбы, они обладали едиными взглядами на способы их достижения. Вспоминая в канун своего семидесятилетия в 1966 году завершающий этап той войны, Георгий Константинович подчеркнул: «В одиночку ни один руководитель не сможет добиться успеха, он всегда должен использовать опыт, знания и советы своих помощников».
О штабе 1-го Белорусского фронта Жуков сказал: «Этот штаб, подобранный и воспитанный К. К. Рокоссовским, был очень слаженным и деятельным. Мною как должное был воспринят ранее установившийся здесь порядок и стиль работы. Как и мой предшественник, я по вечерам заходил в кабинет начальника штаба генерала М. С. Малинина, где уже были собраны ведущие штабные работники, командующие родами войск и начальники служб. После обмена мнениями принималось решение. Коллективный мозговой центр фронта всегда работал творчески, четко и слаженно до конца войны».
Жуков не видел необходимости поэтому делать, какие-нибудь перемещения в штабе 1-го Белорусского фронта. 16 ноября 1944 года в Кремль приходит телеграмма: «Верховному Главнокомандующему Маршалу Советского Союза тов. Сталину. Сего числа я вступил в командование 1-м Белорусским фронтом. Жуков».
Жуков и Рокоссовский во избежание распространения нежелательных слухов были вынуждены изобразить историю с их новыми назначениями как дело рядовое. 19 ноября 1944 года, воспользовавшись празднованием Дня артиллерии, Жуков устроил почетные проводы Рокоссовского командованием 1-го Белорусского фронта. Церемония прошла в городе Бяла-Подляска, что в ста километрах восточнее Варшавы. «Видимо, Жуков догадывался, как тяжело нам расставаться с Рокоссовским, — записал присутствовавший на проводах генерал Н. А. Антипенко. — Трудно забыть диалог двух маршалов на этом вечере. Поднявшись на импровизированную трибуну, они вспомнили свои молодые годы, когда оба служили в русской армии, затем воевали на фронтах гражданской войны; говорили о совместной учебе на курсах, о встречах на учениях, на кавалерийских соревнованиях (ведь оба — лихие кавалеристы!). Мы слушали их с восхищением». Надо думать, оба оратора с трудом сохраняли спокойствие. Наверное, только они знали, сколько сил потребовали непринужденные улыбки и вымученные шутки…