Выбрать главу

Маршал Жуков не упускал из виду ни на час передовых отрядов, шедших далеко впереди основной массы войск фронта. Особенно запали ему в память подвиги передового отряда 5-й ударной армии: 90 танков, 12 самоходных орудий, 42 орудия и миномета, 12 «катюш» и стрелковый полк на 300 автомашинах. Командир отряда полковник X. Ф. Есипенко мудро построил свою «маленькую армию на колесах», замыкали колонну тяжелые танки. Он рассудил, что враг не поспеет остановить отряды, но попытается наверстать упущенное — догнать и ударить с тыла.

19 января Есипенко выступил. За пять суток отряд прошел почти четыреста километров. 400 огненных километров! Почти на всем протяжении марша — схватки с немцами — и вот пересечена граница Германии. Сопротивление врага резко усилилось, а в городе Фридеберг отряду устроили ловушку. Стоило танкам втянуться в предательски тихий город, как притаившиеся немцы бросились со всех сторон на мужественных воинов. Они рассчитывали, что Есипепко отойдет назад, навстречу подходившим главным силам. Но случилось то, что немцы и представить себе не могли — Есипенко вырвался на запад и пошел к Одеру!

«Хотя потери были не очень большими, — писал об отряде Есипенко член Военного совета 5-й ударной армии генерал Ф. Е. Боков, — люди устали. Бессонные ночи, постоянное напряжение давали о себе знать, и бойцы засыпали при первой возможности. Однако у них хватило выдержки, чтобы выполнить еще один приказ командира отряда: сберегая силы, миновать Ландсберг, обойти его с севера и, совершив семидесятикилометровый бросок», выйти 31 января к Одеру!»

Установив взаимодействие со 2-й гвардейской танковой армией, воины Есипенко в пешем строю по тонкому льду перешли Одер. Вскоре наладили переправу тяжелой техники и захватили небольшой плацдарм. Появление наших танков в городке Кинитц в каких-нибудь 68 километрах от Берлина оказалось для немцев громом среди ясного неба.

Начальник железнодорожной станции, потеряв представление о происходившем, обратился к Есипенко с просьбой отправить поезд на Берлин! На что с подчеркнутой вежливостью полковник ответил: «Сожалею, господин начальник станции, но сделать это невозможно. Придется пассажирское сообщение с Берлином на незначительное время прервать, ну хотя бы до окончания войны». Немая сцена, конец которой положил гомерический хохот бойцов и командиров, столпившихся вокруг. В замасленных комбинезонах, полушубках, измученные, с покрасневшими, ввалившимися глазами, они были безмерно счастливы. А рядом стояли танки и самоходки, на которых они были готовы продолжить марш на Берлин.

В ночь на 2 февраля на Одер вышли части 1-й гвардейской танковой армии. К 15.00 2 февраля передовые танковые бригады армии форсировали Одер. 3 февраля реку в районе Геритц форсировали части 8-й гвардейской армии.

Форсирование нашей армией Одера — последней крупной водной преграды перед Берлином — взбесило гитлеровское руководство. Враг судорожно собирал резервы и бросил их против плацдарма, стремясь сбросить с него наши войска. Завязались исключительно тяжелые бои. Немцы лезли с фанатичным упорством, не думая о потерях. Кого только там не было среди атаковавших — солдаты вермахта и эсэсовские убийцы, юнцы и старики из «гренадерских дивизий», курсанты столичных училищ и полицейские! Сброд. Но их еще было много, как танков и штурмовых орудий, а в воздухе бесчисленное количество вражеских самолетов.

Так на исходе пятисоткилометрового наступления наши войска с ходу вступили в жуткую схватку. Жуков, как обычно, реалистически оцепил обстановку.

Пусть впереди Берлин, а пока в ночь на 4 февраля он приказывает:

«На 5-ю ударную армию возложена особо ответственная задача — удержать захваченный плацдарм на западном берегу р. Одер и расширить его хотя бы до 20 км по фронту и 10–12 км в глубину.

Я всех прошу понять историческую ответственность за выполнение порученной вам задачи и, рассказав своим людям об этом, потребовать от войск исключительной стойкости и доблести.

К сожалению, мы вам не можем помочь авиацией, так как аэродромы раскисли и взлетать в воздух самолеты не могут. Противник летает с берлинских аэродромов, имеющих бетонные полосы. Рекомендую:

1) зарываться глубоко в землю;

2) организовать массовый зенитный огонь;

3) перейти к ночным действиям, каждый раз атакуя с ограниченной целью;

4) днем отбивать атаки врага.

Пройдет 2–3 дня — противник выдохнется.

Желаю вам и руководимым вами войскам исторически важного успеха, который вы не только можете, но обязаны обеспечить».

8 февраля Жуков докладывает в Ставку: «С выходом войск фронта на р. Одер резко повысилась активность авиации противника. В отдельные дни массированные полеты его авиации для прикрытия города Берлина достигли 2800–3000 самолето-вылетов в сутки». Маршал просит выделить для его фронта две зенитные дивизии за счет 2-го и 3-го Белорусских фронтов, на которых «активность авиации противника незначительна». Ставка отдает нужное распоряжение.

Наши бойцы и командиры на плацдарме, презирая смерть, не только не отдали ни метра земли, но оттеснили врага. Жуков ожидал, что плацдарм будет расширен по фронту «хотя бы» на 20 километров. Бешеные атаки врага имели только один результат — плацдарм был расширен до 44 километров!

Статья «Жуков» заняла основное место в номере от 12 февраля 1945 года тогда самого массового американского иллюстрированного еженедельника «Лайф». Рассказав, разумеется, не всегда точно о длинном пути полководца, начиная с Халхин-Гола, журнал обратился к событиям, приковавшим внимание и потрясшим весь мир — наступлению наших войск от Вислы до Одера. Общий тон статьи — безмерное удивление по поводу мощи Советского Союза на исходе войны:

«Обходя узлы сопротивления и предоставляя их ликвидацию тыловым частям, Жуков промчал свои танковые авангарды и моторизованную пехоту за первые 18 дней кампании по болотистой и лесистой местности более чем за 300 миль — рекордная быстрота наступления, значительно превосходящая темпы наступления немцев в 1941 году… Быстрота его наступления заставляла лондонцев в шутку говорить, что Жуков торопится, чтобы освободить острова, занятые немцами в Ла-Манше… Лорд Бивербрук как-то заметил, что коммунизм дал лучших генералов этой войны. Жуков — коммунист. Он не верит в бога, но он верит в историю, в прогресс, в благопристойность. Ради этого, ради своей семьи, своей жены, детей и России он ведет эту победоносную войну…

Что бы ни произошло в течение ближайших недель, Георгий Константинович Жуков войдет в историю как один из крупнейших полководцев второй мировой войны. Занимая в настоящее время пост командующего отборными войсками Красной Армии в центральном секторе Восточного фронта, он явно предназначен Сталиным для роли завоевателя Берлина…

Его успехи на поле боя не имеют себе равных в нынешней войне. Ни среди союзных армий, ни в германской армии нельзя найти ни одного генерала, равного Жукову».

Таково мнение, во всяком случае, высказанное публично, в США, тогда нашего союзника.

В Берлине Геббельс, оставшийся верным Гитлеру до конца, злобно записывает в своем дневнике примерно в это время: «Ни одна из наших военных операций, как бы она ни была хорошо подготовлена, не привела в последнее время к успеху. Сталин имеет все основания чествовать советских маршалов, которые проявили выдающиеся военные способности».

Красная Армия, вставшая на западном берегу Одера, предвещала скорый конец фашистской ночи.

* * *

Яркие щиты-плакаты встречали наши войска на границе Германии. Наши передовые части устанавливали их, как только нога советского воина переступала границу Германии с Польшей. Плакаты звали: «Бойцы и командиры! Мы вступили на территорию Германии. Вперед — на Берлин!»

Еще 26 января командование 1-го Белорусского фронта вошло в Ставку с предварительным предложением: после форсирования Одера подтянуть отставшие войска, пополнить запасы боеприпасов, горючего и «развивать стремительное наступление на берлинском направлении, сосредоточивая главные усилия в обход Берлина с северо-востока, севера и северо-запада». 27 января Ставка утвердила это предложение. Не остался в стороне и 1-й Украинский фронт. И. С. Конев вознамерился быстро разгромить бреславльскую группировку немцев и уже 25–28 февраля выйти на Эльбу. Конев предложил Ставке одним правым крылом фронта (разумеется, во взаимодействии с 1-м Белорусским!) взять Берлин. Ставка 29 января утвердила и это предложение. Тогда Жуков не сомневался в реальности всего этого. Берлин был относительно слабо прикрыт, и едва ли разношерстные соединения, поспешно подброшенные против 1-го Белорусского фронта, удержали бы лобовой удар в направлении города.