Прочитали и это послание в Кремле, надо думать, ознакомили с этой точкой зрения Жукова, он бывал в Москве. Разговоры об «Альпийском редуте» наше командование списало по графе домыслов. Больше того, свидетельствует Жуков, «Ставка к этому времени (последние дни марта. — Авт.) уже располагала некоторыми сведениями о трениях и противоречиях, которые происходили между английским и американским политическим руководством по поводу стратегических планов».
Коль скоро подошло время подводить итоги отгремевших сражений на советско-германском фронте, а вероломство западных союзников, затеявших подозрительные переговоры с немцами стало очевидным, начальник Генштаба А. И. Антонов счел нужным довести 30 марта до сведения Дж. Маршалла: «Боевые действия на Восточном фронте в течение марта месяца не подтвердили данную им информацию». Антонов в изысканных выражениях высказал предположение, что «некоторые источники этой информации имели своей целью дезориентировать как англо-американское, так и советское командование». По посланию нашего Генштаба были в изобилии рассыпаны слова благодарности замечательным союзникам, за их «любезность» в предоставлении информации и выражалась надежда на получение новой. По мере приближения победы политика все больше вторгалась в военные действия.
В середине шестидесятых Маршал Советского Союза В. И. Чуйков затеял дискуссию на страницах печати, вернувшись к решенному и все же стремясь доказать — Берлин-де можно было взять в феврале 1945 года и тем значительно сократить сроки войны. Он стал всерьез утверждать, что войскам, прошедшим в Висло-Одерскую операцию 500 километров, было бы по плечу «с ходу» покрыть 60–80 километров, еще остававшихся до Берлина. Чуйков и другие помимо прочего упустили из виду то, о чем 15 марта Геббельс с глубоким разочарованием записал в своем «Дневнике»: «Наши генштабисты ожидали от Советов точно такой же ошибки, какую мы допустили поздней осенью 1941 года при разработке планов окружения Москвы, а именно: идти прямо на столицу врага, не оглядываясь ни направо, ни налево, и не заботясь о прикрытии флангов. С этим мы здорово просчитались в свое время».
Маршал Жуков не просчитался, вовремя понял намерения вражеского командования и разгадал дезинформацию союзников. Одновременно решил эти две сложнейшие задачи, а на поле сражения проявил свое мастерство, разгромив врага в Померании.
К середине апреля фронт Рокоссовского наконец вышел на восточный берег Одера до Балтийского моря, обеспечив северный фланг победоносных войск Жукова. На южном крыле немцев выбили из Венгрии, значительной части Чехословакии, в Австрии освободили Вену.
Главной задачей Красной Армии оставалось взятие Берлина. Жуков не прерывал работы над планом овладения столицей Германии с конца ноября 1944 года. В марте 1945 года его дважды вызывали в Ставку для уточнения деталей завершающей операции. Сталин ввел маршала в курс решений Ялтинской конференции, утвердившей границы зон оккупации Германии, Берлин после войны должен был находиться в пределах советской зоны.
Сталин ознакомил Жукова с согласованной линией в Германии, где предстояло встретиться советским и союзным войскам. Во время Ялтинской конференции советские войска находились примерно в 70 километpax от Берлина, англо-американские — в 500 километрах. Западные союзники, несмотря на обещания, не торопились с наступлением. Положение изменилось только в самом конце марта: форсировав Рейн, наши союзники начали довольно быстрое продвижение.
Генерал Эйзенхауэр сообщил в Москву, что намерен идти на северо-восток и юго-восток Германии, а на берлинском направлении остановиться на согласованной линии, проходившей по Эльбе. Когда в Ставке было получено это сообщение, «И. В. Сталин, — по словам Жукова, — отозвался об Эйзенхауэре как о человеке, верном своим обязательствам. Мнение это оказалось преждевременным». Быстро прояснялось: командование западных союзников вело войска и на Берлин, надеясь овладеть столицей Германии, если позволят обстоятельства.
Это имело давнюю историю. Еще при подготовке вторжения в Европу в высших штабах США и Англии был составлен план захвата Берлина силами авиадесантных войск, последовательно именовавшийся то операцией «Рэнкин», то дело «С», то операцией «Талисман» и, наконец, с ноября 1944 года получивший название операция «Эклипс». Выброска трех воздушно-десантных дивизий первоначально намечалась в случае внезапного военного краха Германии. Плав постепенно корректировался в зависимости от изменения военной обстановки. В 1945 году имелось в виду десантировать эти дивизии, составлявшие «первую союзную воздушно-десантную армию» в момент, когда сухопутные войска США и Англии подойдут на «разумное расстояние» к Берлину.
К этой операции в глубокой тайне готовили 20 тысяч воздушных десантников, которые должны были быть переброшены в Берлин на 1500 транспортных самолетах, и более чем на 1000 планерах. Прикрытие — 3000 истребителей. Когда? Трудно назвать точную дату. Для ориентира можно указать: американская тайная агентура из управления стратегических служб, находившаяся в Берлине, получила предупреждение — войска США и Англии достигнут города где-то в середине апреля. Это не все. В Москве стало известно и о том, что гитлеровцы пытаются вступить в контакт с США и Англией, достигнув договоренности за спиной Советского Союза. С 12 марта по этому поводу шла острая переписка между правительствами СССР и США. К концу месяца в нее включился Рузвельт, пытавшийся заверить Сталина, что никаких переговоров с гитлеровцами-де не ведется. Но, замечает Жуков, «учитывая безнадежное положение германских войск, можно было ожидать, что гитлеровцы прекратят сопротивление на Западе и откроют американским и английским войскам дорогу на Берлин, чтобы не сдать его Красной Армии».
На совещаниях в Ставке в конце марта 1945 года Сталин познакомил Жукова с документами, полученными советскими разведчиками. Из них явствовало, отмечает Жуков, что «не исключалась возможность открытия гитлеровцами путей союзным войскам на Берлин».
Эти документы неизбежно сопоставлялись на совещаниях с тем, что происходило на Западном фронте, — войска западных союзников практически не встречали сопротивления, если не считать отдельных схваток, когда они натыкались на части под командованием фанатичных нацистов. Американец К. Райан, выпустивший в середине шестидесятых годов книгу «Последняя битва», указывает: американо-английские армии, продвигавшиеся в апреле 1945 года по Германии, имели 4600 тысяч личного состава. «А на Западном фронте, — продолжает он, — германская армия едва ли больше существовала… Хотя числилось здесь 60 дивизий, то были дивизии на бумаге, не более пяти тысяч человек в каждой, плохо обеспеченные, не имевшие боеприпасов, горючего, транспорта, артиллерии и танков».
Соотношение — 4600 тысяч человек в войсках союзников и примерно 300 тысяч в немецких войсках, стоявших перед ними! «И вот получается, — написал Сталин Рузвельту 3 апреля 1945 года, — что в данную минуту немцы на Западном фронте на деле прекратили войну против Англии и Америки. Вместе с тем немцы продолжают войну с Россией — с союзницей Англии и США». Он подчеркнул: «Что касается моих военных коллег», то «они, на основании имеющихся у них данных, не сомневаются», что немецкое командование на Западе согласилось «открыть фронт и пропустить на восток англо-американские войска».
Разумеется, отвечая, Рузвельт отрицал это, выразив «крайнее негодование» в связи с таким гнусным, неправильным описанием моих действий или действий моих подчиненных».
В книге американского исследователя А. Брауна «Последний герой» (1982 год) об «отце ЦРУ», близком Рузвельту генерале Доноване, процитированы приведенные слова Сталина и сказано: Сталин «был очень близок к истине», И на основании рассекреченных в восьмидесятые годы документов автор прослеживает шашни Донована с начальником германского генерального штаба Гудерианом и фельдмаршалом Рупдштедтом, которые «были готовы открыть Западный фронт армиям Эйзенхауэра». Не успели — в марте Гитлер сместил обоих. Но не покладали рук их единомышленники. Хотя тогда интриги американской разведки не могли быть известны во всем объеме, в целом картина была ясна.