Мужчины-поминальщики в основном краснели, знать, выпивка шла на пользу, Мордасов же серел до неправдоподобия и глаза его, невыразительные под очками, почти слились с лицом.
Настурция тревожилась не ясными Шпындро обстоятельствами, только позже догадался, что его переглядывания с пепельноволосой от Настурции не укрылись: Шпындро порадовался, давно не баловался ревностью, приятная штука, когда не ты, а тебя, особенно, если безмолвно бьются две красотки, женщины любому прихотливцу небезразличные; после очередной рюмки Шпындро решил, что со зла Настурция произвела миловидную, ухоженную женщину напротив в проститутки. Если по чести сама Настурция святостью не отличалась — Мордасов понакалякал — именно поэтому Шпындро уверился, что сегодняшнее ночное кофепитие в уюте Притыки — а что у Настурции гнездо обустроено по всем правилам, не сомневался, как никак комиссионщица, не кандидат никому не нужных наук — обещало сладиться.
В этот же вечер по настоянию мужа — извивы судьбы прихотливы — Наташа Аркадьева отбыла к Крупнякову. Шпындро знал, что у Крупнякова неплохие контакты с Круговыми, и, не давая жене конкретного задания, заслал ее для общего прощупывания: вдруг Крупнякову что известно о подпорках Кругова, а если неизвестно, пусть жена наведет толстогубого хомяка, подтолкнет к прощупыванию. Шпындро томился незнанием истинной картины противоборства с Круговым, тревожился не на шутку. Опасения его возросли тем более, когда так некстати угодил в больницу Филин. Шпындро оставался без прикрытия, не зная кто стоит за Круговым — ситуация опаснейшая. И хотя все эти годы Шпындро устраивал «нужники» — приглашал к обильной трапезе нужных людей и у него хватало и без Филина кому бухнуться в ноги, все ж выход из игры ключевой фигуры рушил планы и, отрядив жену к Крупнякову, отличавшемуся умением знать все про всех в достаточно замкнутом мирке, Шпындро боролся за выезд, а значит, за себя всеми посильными средствами.
Наташа Аркадьева вошла в квартиру Крупнякова не без подъема. На тумбе красного дерева в коридоре, с которой она сдернула фарфорового пастушка, отчетливо серела пыльная метка — Крупняков, предполагая, что Аркадьева заявится скорее раньше, чем позже, оставил отметку, уготовив ей роль немого укора.
Аркадьева позволила снять с себя легкое пальто, тронула пальцем пыль на полированной поверхности красного дерева. Крупняков притянул гостью к себе, поцеловал в затылок под волосами. Аркадьева передернула плечами, вырвалась, прошла в гостиную: сегодня визит по делу и заходы Крупнякова только раздражали.
Крупняков готовился, при его почти легендарной скаредности, не на шутку — стол не большой, но вполне картинный обилием снеди, будто сию минуту перекочевавшей с прилавков центрального рынка. Крупняков помнил пристрастие Аркадьевой к соленьям и южным фруктам.
Гостья отметила, что небольшая китайская ваза, которой она уже не раз восхищалась, предусмотрительно припрятана — исчезла, на остальной антиквариат, слишком помпезный и безумно дорогой, даже ей не пришло бы в голову покушаться.
Крупняков, обезопасив себя от повторного раскулачивания, сыпал сплетнями, фамилии великих, почти великих и вовсе невеликих не сходили с его уст.
Аркадьева внимала, не перебивая, прикидывая, что перекупить из вещей в гостиной, более напоминающей запасник музея, после возвращения из предстоящей поездки; расставлять по местам в своей квартире еще не преобретенное всегда пленяло Аркадьеву и открывало перспективу: чем еще себя радовать? Искренним отношением подруг? — она-то знала им цену, расположением стародавних друзей? помилуй бог, о таком в их среде давно забыли, если с имярек случалась служебная неприятность, если человек оступался, приговор не заставлял себя ждать, проигравший, будто прокаженный, навсегда исчезал из поля зрения; о помощи и думать не могли, не то, чтоб ждать ее на деле. Кроме вещей, пустоту души жене Шпындро заполнить было нечем и все годы в Москве меж отсутствием в далеком далеке Наташа Аркадьева истово отдавала поиску: себя, успокаивая, считала собирателем, любителем раритетов, но будучи женщиной не без юмора в минуты откровения признавалась себе же: скупщица, не более.
Крупняков молол без устали, Аркадьева выжидала: пусть выговорится, дойдет до изнеможения, тогда без нажима к делу. Кругов — что да как, попытаться вызнать, какие люди окружают конкурирующую чету, — может заарканили необычайно весомого покровителя? — Круговы тоже немало приобретали посредством Крупнякова и числились в постоянных клиентах.