Среди нейтралов Фердуеву подпитывали слушками симпатизирующие дамы, в особенности любовницы Хрипуна — крупного дельца, решившего избавиться от многолетней нежной привязанности и уверенного, что та ни о чем не догадывается. Фердуева вмиг спросила список последних побед Хрипуна, подсунула обманутой, чем разъярила любовницу невиданно: информация от нейтралов текла рекой и оставалось только гадать, где правда, где слухи, а где и откровенные фантазии уязвленной дамы.
В зале заворочались, и Фердуева припомнила, что высокое собрание давно мается под ее барским приглядом: хозяйственные невзгоды сейчас не интересовали Нину Пантелеевну — отладятся: простыни и девки мелочь, другое трогало: скажем мордобой в «Белграде»-втором, в холле первого этажа, где пострадавшими оказались все, как один, люди Фердуевой с их дамами и кавалерами. Началось все с посадки на такси но, по рассказам, Фердуева чувствовала тонкую режиссуру происшедшего и размышляла, не сигнал ли ей подают? В случайность не верилось, хоть умри.
Собрание завершилось скомкано. Фердуева посыпала плечи уходящих стандартными угрозами, без намека на ярость в голосе: ясно — голова болела о другом. Разошлись мирно, кое-кто остался на два-три слова; выплеснув наболевшее, тут же уходили: в целом крепко налаженное дело вертелось без сбоев, и угроз ему не виделось, кроме угрозы с севера.
Все разошлись. Остался Васька Помреж, как видно, по делу, и Почуваев, естественно, из ревности, потому что задержался Васька. Лошадиная морда Васьки затряслась в смехе. Почуваев насупился, однако в бой полезть при хозяйке не посмел. Васька Помреж задержался по знаку Фердуевой, хозяйка желала выспросить еще подробности у очевидца побоища в «Белграде», сравнить с ранее услышанным от других. Почуваев проверил, застегнул ли верхнюю пуговицу на ковбойке, поправил безобразный галстук рублевой цены и помоечного вида. В маскарадах отставник тоже знал толк.
Фердуева положила глаз на соглядатая, поджала губы, будто решала, вышвырнуть лишнее ухо из зала или пусть сидит. Решила оставить, трепливостью Эм Эм не отличался, лишних связей не имел, а кулаки полкана еще сгодятся в случае надобности.
Лошадиная морда Помрежа застыла, подпертая снизу острым, хрящевым кадыком, Васька босяцким жестом почесал затылок ладонью с добрую доску для резки хлеба, обтер нижнюю часть лица, будто прикрывая на всякий случай длинные зубы, чтобы не перепугать Фердуеву в предстоящей беседе, и легко вскочил на сцену.
— Вась, — Фердуева сжала горлышко вазы с цветами, уткнулась в розовые бутоны, будто мечтала отгородиться тонким запахом от невзгод, замерла на вздохе, резко отодвинула вазу, положила мраморную руку с точеными пальцами на крепкое колено Помрежа, — Вась, что там было?
Помреж повторил с незначительными вариациями ранее известное. Замолк, чуть склонил лошадиную голову набок, будто прикидывая, дернет ли хозяйка еще раз за узду или удовлетворится услышанным. Васька тоже умел продавать словесный товар. Фердуева враз разгадала ход мыслей подчиненного.
— И все, Вась? Кулаком в рыло… мордой об мраморный угол… на улице даму в норке башкой в урну… И все?
Губы Помрежа раздвинулись, ощерился длиннозубый рот, все существо Помрежа напиталось злобой и решимостью.
— Нет, не все. Метрах в десяти вниз к Бородинскому мосту стояла милицейская машина…
Фердуева вздрогнула: неужели Филипп предал? Неужели трещит прикрытие? Неужели Филипп наивно рассчитал, что он у нее один в охранении?
— Пустая? Без ментов? — понимая, что надежды не остается, выдохнула Фердуева.
Помреж прикрыл глаза, будто силясь вспомнить все в подробностях.
— Чего ж пустая… трое в форме сидели, спокойно покуривали, в зеркальце-то вся бойня, как на ладони. И еще «жигули», семерка, стояла с частными номерами, а в них двое в штатском, но я-то их брата за версту чую.
Фердуева забросила ногу на ногу.
— Может ряженые?
Помреж длинно и витиевато выругался.
— Натуралис! Что ж, я не отличу самодеятельность от органов? Стыдоба в моем возрасте. Я еще в кино, когда работал, всегда поражался: как ни обряди актера, как ни науськивай — нет мента, так, видимость одна, шарик без воздуха.