Эми крепко сжала край стойки.
— Вы сказали, что видели Дэниела. Что случилось?
Что случилось? Мы налажали, вот что. Мы почти спасли вашего сына, госпожа Бьюканан, но эгоизм помешал нам это сделать».
— Мы с напарницей нашли Дэниела на заброшенной подземной станции, — сказал я ей. — Но похититель внезапно напал и сбежал с Дэниелом.
Она отвернулась, скрыла лицо, но я видел по дрожи, что она плакала. Я встал со стула, обошел стойку и нежно опустил ладонь на ее плечо.
— Мы нашли Дэниела раз. Мы можем сделать это снова. Можно мне посмотреть сообщения, которые присылал похититель?
Эми, шмыгнув, вытащила телефон из кармана, коснулась экрана и вручила его мне.
Я полистал сообщения, все были со скрытого номера. В первом была фотография Дэниела, прикованного к полу в комнате, где мы нашли его под землей. Следом были первые приказы Радомира. Эми ответила, умоляя его не вредить ее сыну.
Радомир прислал несколько фотографий Дэниела из обитой комнаты. А потом рано утром сегодня прислал фотографии Дэниела в другом месте. Там мальчик был связан и с кляпом, сидел на плитке пола в темной комнате. Источник света был за фотографом, и, судя по прямоугольному лучу, свет падал в открытую дверь.
Последнее сообщение повторяло приказы Радомира: не связывайся с МП, оставайся дома и жди дальнейших указаний.
Я опустился на стул, увеличил недавнюю фотографию, но комната была неприметной. Никакой мебели, архитектурных деталей, окон. На то, где Дэниел мог быть, намекала только плитка пола, в центре каждого темного квадрата были три золотые звезды.
Одна возможная подсказка выделялась для меня. Радомир прислал четыре фотографии Дэниела с разницей в час — наверное, чтобы Эми была на взвод — и во всех на полу были две тени — силуэт Радомира, делавшего фотографию, и другого предмета. Но, как бы я ни щурился или наклонял голову, я не мог понять, чем был этот странный предмет.
Раздражение охватило меня. Если бы у меня было несколько недель, чтобы научиться программам 3D-моделирования, я мог бы воссоздать предмет, бросающий такую тень, но…
Погодите. Для этого мне не нужна была программа.
Я встал с телефоном в руке и повернулся к Эми, нервно грызущей ногти.
— Я кое-что попробую. И это будет странно.
Она убрала пальцы ото рта.
— О чем вы?
Я не стал объяснять искажения, нацелился на разум Эми, чтобы она видела, что я делал, и создал простое искажение. Оно было близким к Изменению вида, но в этот раз я создал четыре темные стены вокруг столовой.
Эми охнула.
— Что вы сделали?
— Это моя магия, — сказал я. — Я галлюцинацией воссоздаю комнату в этих фотографиях.
Она обвила себя руками.
— Хорошо.
Я стер стол и стулья, но не добавил плитку с тремя звездами. Я стоял спиной к дверям, ведущим во двор — в искажении я стоял в дверях, откуда падал свет на фотографиях — добавил темную тень себя на полу. Разглядывая недавнюю фотографию, я добавил странную тень рядом с собой.
Ладно… что теперь?
Я создал вертикальную версию тени перед дверями, ведущими во двор, словно вырезал из картона. Это все еще ничего не напоминало.
— Это верно? — прошептала Эми.
— А?
Она склонилась и указала на фотографию на телефоне.
— Если свет падал в комнату, как через двери в этой комнате, место было бы лучше озарено. Лампочка, наверное, за дверью над косяком.
Это меняло то, как свет падал на предмет, бросающий ту тень.
Я нахмурился. Чтобы сделать картинку верной, нужно было сильно изменить освещение в комнате, а это было проще сказать, чем сделать. Я играл с яркостью раньше, но искажение света меняло все и по-разному, зависело от того, куда смотрела цель моего искажения. Если я просто сделаю все темнее, искажение будет выглядеть как фальшивка.
Я посмотрел в глаза Эми — размер ее зрачков, отражение комнаты в них — и подумал о рассеянном свете простой люстры, пятнах света солнца за шторами и отраженном свете на поверхностях кухни.
Всего было слишком много.
А потом я вспомнил, как мучился с невидимостью для кого-то, кроме меня. Я сначала опробовал это на Вере, когда мы воровали у Фауста Тривиума в прошлом году, все шло плохо, пока я не научился учитывать Веру как целое — личность с особой аурой и характером. Тогда я смог сделать ее невидимой.
Может, в этом был ключ, когда мы воспринимали свет, мы не ломали его на кусочки — тени, отражения и преломления. Мы видели его как целостный эффект на нашем мире. Это было как цвет. Не отдельные смешанные пигменты, а результат, окрашенный предмет.
Если я мог изменить цвет, я мог изменить и свет.