Болтовня соседки Шурфа раздражала Фердуеву, не давала сосредоточиться, плетет про криворожскую косметичку, мол, ушлянка, бабок загребла лом, изготовив чудо-крем ото всех кожных напастей лица, продавала баночку стограммовую за стольник, как-то напилась целительница, клиентку нелегкая понесла в ванную, а там пол-ванной кремом наполнено, по стенкам пустые баночки из-под майонеза, тертые яблоки в миске и самый дешевый одеколон для запаха...
Утреннее представление завершилось, отбраковали из двадцати восьми дюжину, шестнадцать продолжали скачку. Спустились вниз, в бар. Шурф поволок мисс Кривой Рог, девица, когда встала, оказалась на пол-головы выше Шурфа. Мишка сглотнул, а деваться некуда, так и прошествовали: Фердуева, Ремиз и Шурф с золотоволосым прутиком. Жучила-бармен разливал коньяк для своих, а народ случайный уверял, что смешивает только коктейли.
- Всюду несправедливость, - Шурф подмигнул мисс Кривой Рог, - кому коньяк чистоганом, кому коктейль вота виз капля лимона. Вов, организуй компании коньяченского.
Ремиз послушно направился к стойке: нагрузился тортолетками с сыром и ветчиной, притащил четыре коньяка. Девушка Шурфа глянула на цветы Фердуевой, и Мишку сорвало с мягкого кресла, через минуту протянул несостоявшейся мисс Очарование цветы не хуже фердуевских. Нина Пантелеевна отпила коньяк, откинулась на мягкую спинку, заложила ногу на ногу, высоко задрав юбку: колени крепкие, белые, неудержимо обольстительные, могла б претендовать на первое место в конкурсе мисс Колено.
По бару разгуливал прелюбопытнейший люд. К Фердуевой подходили, раскланивались, шептали приветствия, жали руку, расцветали восторгами. Мишка млел: обожал пребывать в броском окружении, как вот сейчас, две лучшие женщины, Ремиз - первый человек в отеле, и Мишка Шурф в центре событий. Многих с двойным дном примечал Мишка вокруг, пусть усвоят, как приближен к Фердуевой, как славно живут, вкалывают само-собой, но и веселятся, не надрывно, в удовольствие, с пониманием тонкостей расслабления.
В толпе Фердуева различила Помрежа. Васька почувствовал взгляд, развернул башку, подобно орудийной башне крейсера, в упор уставился на хозяйку. Неудачно складывалось: Мишка с Помрежем друг друга терпеть не могли; Мишка не прощал Помрежу высшее образование и знаменитых дружков из режиссеров. Васька не прощал Шурфу воровство у простых людей, всегда орал, что последнюю косточку с мясом у матери-одиночки норовит вырвать; другое дело Помреж - обирает исключительно жирных карасей с деньгой, вроде санитарствует в жестоком мире нечистых на руку. Скандалить Помреж и Шурф устремлялись с полоборота. Фердуева поморщилась, ожидая стычки и прилюдной ругани.
Помреж застыл в нерешительности, хозяйка успела кивнуть на Шурфа, увлеченного обработкой мисс Кривой Рог. Васька приметил врага, сообразил вмиг, что свара нежелательна и отвалил, успев поразить Фердуеву синяками под глазами и трагически поджатыми губами. Видок хуже некуда, а тоже шляется, гонит чертей простбта по мутным потокам.
Чорк явился неожиданно, чертиком из табакерки, вырос соляным столпом, наклонился в приветствии:
- Мадам, рад видеть в добром здравии.
При Чорке усидеть стоило Фердуевой немалых трудов, подбрасывало враз, будто с лагерных нар при сигнале поверки. Успела заметить, что призыв не ускользнул от взгляда Чорка, бархатные глаза мужчины приволокло тайной, вполне очевидной Фердуевой и лишний раз подтверждающей, что ее расчеты на совращение Чорка построены не на песке.
Шурф сжался, при Чорке чувствовал себя школяром, в любой миг могут пырнуть замечанием, а то и выгнать из класса, не объясняя причин, преподаватель-Чорк, значитца, в дурном расположении духа.
Чорк барски потрепал Мишку по плечу, будто выставил незаслуженную пятерку.
Чорк слыл мастером необязывающего разговора и сейчас, присев на край мягкого дивана, обволакивал Фердуеву баритональным урчанием. В глазах сверкало одно: как мое предложение? Принимается? Фердуева отдавала себе отчет - впрямую Чорк не предложит, слишком высоко себя ценит, теперь слово за Ниной Пантелеевной, ей решать, в конце концов люди с севера прижимают не Чорка - его попробуй прижми, засушит листиком в гербарии, разотрет пальцем и прах развеет по ветру - а сторожевую рать Фердуевой. Не хотелось делиться новым корпусом института, восемнадцать этажей: столовая не хуже ресторана в центре, два буфета, на десятом и на верхнем, обещали обширные площади для размещения загульного люда, и ночлег вырисовывался неслабый. Фердуева сама проследила за мебельными закупками для института, особенно уделив внимание диванам и, уговорив хозяйственника выбить кресла-кровати, снабженец убедил директора, что многофункциональная мебель всегда себя оправдает, особенно в будущем, при списании. Новый корпус обещал отлиться золотым дождем, тропическим ливнем, смывающим грязь нищеты, прибивающим пыль ограниченных возможностей. И команду для нового корпуса Фердуева уже сколотила, и уборщиц не трепливых наметила, и с Филиппом-правоохранителем обговорила новые формы поощрения сержантского и младшего офицерского состава. Все ладилось, и только алчные люди с севера расстраивали планы расширения.
Вторжение! Именно вторжением пахло в последние недели. Теперь понятно, отчего в старину городили толстенные крепостные стены. Вторжение! Страх чужого вмешательства корежит, лишает разума, толкает на необдуманное. Ожидаемое вторжение мешало Фердуевой наслаждаться красотками на сцене, прикидывать на себя их одеяния, разузнавать, нельзя ли перекупить что из сногсшибательных костюмов: неужели потащат назад за тридевять земель, хоть в тот же Сингапур?
Защитой от вторжения представлялась акция-месть, расправа; показать вовремя клыки ох, как важно, первостатейно, упустишь миг и навалятся: успех рождает успех, неудача тянет неудачу.
Чорк без труда развлекал Фердуеву, сыпал смешным, ерничал, вставляя блатное и матерное.
Классно плетет, восторгался не слишком речистый Ремиз. Щупает хозяйку, не сомневался проницательный Шурф.
Мисс Кривой Рог приуныла, появление Чорка лишило ее внимания Шурфа и подчеркнуло всю незначительность длинноногой девушки на фоне могущественных особей породы Фердуевой и Чорка.
Помреж еще несколько раз мелькнул в толпе и скрылся. До второго отделения, до восьми вечера оставалось пять часов, тягучих и ничем не заполняемых. Чорк исчез также внезапно, как и явился. Шурф оживился, предложил сгонять в шашлычную на выставку достижений. Фердуева долго обдумывала предложение - на самом деле прислушивалась, утихнет ли тошнота или разгуляется - и, решив, что, похоже, отпускает, милостиво согласилась.
Шурф вмиг домчал до шашлычной, миновав закрытый для общего пользования служебный въезд. Охраняла въезда только заикнулся о пропуске, как Шурф расплылся в улыбке:
- А как же! Вот он, родимый! - и сунул в карман застиранной до серости робы купюру.
В шашлычную ворвались оперативной группой, прибывшей на задержание: за всеми столами замерли, наблюдая за редкими птицами - из противоположного конца зала, сгибаясь заранее, рванул мэтр, тут же усадил прибывших за лучший стол, и только тогда Шурф заметил, что по-соседству расположился Помреж. Аппетит сразу пропал. Фердуева поморщилась: чему быть, того не миновать. И будто давным-давно не видела Ваську поощрила улыбкой:
- Привет, Вась! Не ожидала тут...
Помреж, не отрывая зада от стула, царапая гнутыми ножками по полу, прополз через проход в полтора-два метра, глянул на Шурфа и, не имея сил к обычной баталии, предложил:
- Давай сегодня понейтралим, вроде соглашения о прекращении огня.
Шурф испытал облегчение, хоть пожрать удастся без напряга, но одобрение продал не сразу, потянул время, прежде чем кивнул:
- Заметано.
Фердуева расценила молниеносность успешных переговоров, как знак уважения к себе. Значит, еще числятся силенки за ней, значит, не так скверны, непоправимы дела, стало веселее. Велела заказать французского коньяка, по-матерински развеяла опасения прикованных к рулю Мишки и Помрежа:
- Сто раз выветрится до вечера.
Володька Ремиз впервые за последний час подал голос.