— За мою память, — сказала после этого бабушка Анисья, — первый случай, чтоб цыпленок забрался на насест. А еще говорят, глупая птица — курица! Неверно это, оказывается.
Тихо, спокойно на дворе. Кирюха все еще дремал. И Алеша с Ярошкой решили, что сегодня ничего интересного о нем они не узнают. Так и ушли на море с чистой записной книжкой. Может быть, там встретится что интересное. И сразу же во дворе произошло событие. Нечаянно задремала Чернушка. Очень она утомилась оберегать своего Горемычного. Вдруг появилась кошка с чужого двора и стала медленно подбираться к цыпленку. И тут через весь двор перемахнул Кирюха и ударил кошку крепким клювом.
«Кирр-киррри! — закричал он. — Кирр-кирри!»
«Мяу!» — завопила кошка.
На шум выбежала бабушка Анисья.
— Ах ты, разбойница тощая, несытая! — закричала она вслед убегавшей кошке. — Последнего цыпленка вздумала украсть.
Тощая разбойница опрометью бежала со двора. Ей еще не доводилось видеть зверя страшней Кирюхи. Какой-то он весь длинный: ноги длинные, шея длинная и клюв крепкий, длинный. «Не надо мне вашего цыпленка, повкусней есть еда!» — думала в тот миг неудачливая охотница, утешая себя. И все бежала уже через чужие дворы, остановиться не могла. Так напугал ее Кирюха. В тот день его все хвалили.
— Ах ты, Кирюха, сторож наш зоркий, — похвалила его бабушка Анисья. — Ах ты, птица благородная! — И погладила его по голове. Кирюхе нравилось, когда с ним ласково разговаривали, особенно когда гладили его длинную шею. И еще нравилось, когда его угощали горохом или сладостями.
Ему досталось много лакомств, и, чтоб никого не обидеть, он ел все, чем его угощали. Алеша отозвал Ярошку в сторону и сказал таинственно:
— Теперь ты убедился, что Кирюха тоже немножко человек. Он храбрый и благородный. И разве не по-человечески поступил он сегодня, когда защищал Горемычного?
— Конечно, по-человечески! — согласился Ярошка.
— Тише, не кричи, — еще таинственнее проговорил Алеша. — И никому пока не говори об этом. Мы запишем все в записную книжку и каждый раз будем всякие случаи записывать. И про Кирюху, и про птиц, и про Мацупа, и про дельфинов. Давай всем докажем, что звери и птицы разумны. Ты согласен?
— Согласен! — подтвердил Ярошка. И они решили доказать всем на свете, что звери разумны и относиться к ним нужно с уважением, по-человечески.
ГРУСТНАЯ ГЛАВА
— Алеша-а-аа! Алеша-а-аа! — Это Ярошкин голос разносится в горах и отзывается звонким эхом — а-аа!
— Иди сюда! Я здесь.
Ярошка поднимается на выступ и заглядывает в расщелину, где когда-то впервые увидел Кирюху.
— Смотри, что я нашел! — восклицает радостно Алеша, выглядывая из-за кизилового деревца.
— Ты не на ягоды смотри, видишь, какой у меня цветок. Я его каждое лето ищу. Это Прометеев корень. Лекарственный цветок. Когда-то Прометей, который дал людям огонь, пролил на землю кровь. И на том месте вырос цветок. Сок этого цветка обладает чудодейственной силой, от всяких болезней лечит. Давно я его искал!
Алеша бережно расправил Прометеев корень и уложил его в коробочку, чтобы засушить и увезти с собой в институт — показать всем. Потом он поднялся на каменистый выступ, глянул вниз и даже вскрикнул от восхищения. На серых камнях рос один-единственный цветок: нежно-белый. Живой цветок на безжизненном камне! Откуда он тут?
— Сила жизни! — восклицает, как всегда в подобных случаях, Алеша. И долго смотрит на сказочный цветок, примостившийся в неприступном месте, где почва — камень и все сгорает от солнца.
— Пошли дальше, — говорит он наконец.
— Пошли! — повторяет Ярошка.
Они поднялись выше в горы и оказались вдруг у памятника с красной звездочкой. Ярошка вспомнил, как в День Победы приходил он сюда с ребятами постарше и стоял с ними в почетном карауле. Не по ровной дороге поднимались они, а шли без троп, цепляясь за корни дерев и камни. Так, наверное, поднимались в войну моряки и солдаты, отбивая у немцев высоты. Может быть, по этим тропинкам пробиралась и Даренка к раненым партизанам?
Звонкое, радостное название у Радугани. А пройдет приезжий человек по ее улицам или поднимется чуть выше в горы, и увидит повсюду памятники героям войны. Храбро бились с немцами наши моряки и солдаты под Радуганью и на море. Не сдались врагу. Кто в горах погиб в те тяжкие дни, кто на берегу, а кто и до берега не доплыл. И грустно станет приезжему человеку, когда он увидит так много памятников в Радугани. И поклянется он всегда помнить тех, кто защитил его землю.
Тихо в горах. Молчат и Алеша с Ярошкой. Молча поправляют сорванные ветром венки. Потом все так же молча кладут к памятнику свежие цветы и, постояв, спускаются к той расщелине, где недавно нашли Кирюху.
Над расщелиной беззвучно, как планеры, не взмахивая крыльями, кружатся вороны. Их много. И беззвучное их паренье кажется мрачным и красивым.
— Погляди, — сказал Алеша, — как эти вороны нас сторонятся, они чуткие: на расстоянии выстрела держатся от человека. Вон, вытянули крылья. Отдаются теплому потоку воздуха. Силы сохраняют.
Смотреть на них было интересно и тревожно. Алеше вдруг вспомнились стихи Пушкина, и он медленно произнес:
Ярошке стало грустно.
— Вчера, — сказал он. — Мама опять плакала. Она думала, что я не вижу, думала, я сплю. Смотрела на папину карточку и плакала.
У Ярошки дрогнул голос и на глазах показались слезы.
— Вот скажи, Алеша, почему это так, сначала мой папа был, потом он погиб. Вот другие люди тоже, сначала живут, потом не живут. Мы тоже не будем жить? — Ярошка проговорил это раздумчиво и строго посмотрел на Алешу, ожидая ответа.
— Мы с тобой, Ярошка, еще долго-долго жить будем, — ответил Алеша. — А сколько кому отмерено этой жизни — неизвестно. Так что живи, брат, ни о чем не думай, сто лет проживешь.
— Нет, ты скажи правду, после того как пройдет это долго-долго, мы больше не будем жить? Да?
— Потом не будем, — ответил Алеша. — На наше место другие придут. Но я так считаю, друг мой Ярослав, раз нам отведено долгое-долгое время для жизни, нам нужно успеть за это время много хорошего сделать. Жить смело и справедливо, торопиться делать доброе и познавать неизведанное и Прекрасное. По-человечески надо жить: красиво и благородно. Понимаешь?
Ярошка кивал согласно головой: понимаю.
— Да что это мы с тобой, Ярослав Премудрый, такие разговоры завели, — спохватился Алеша. — Это вороны черные виноваты во всем. Смотри, как они купаются в воздушном потоке. Им хорошо. А мы с тобой загрустили. Ну их, воронов этих черных. Пусть себе кружатся. Ты погляди только, как солнце светит. А черные вороны разлетятся. И тучи уйдут за моря и горы.
Алеша весело подтолкнул Ярошку. Тот толкнул его и пустился бежать вниз к морю.
Солнце светило. Вороны улетели, и грустные мысли тоже исчезли.