Но старик ничего не говорил, а Иван Журавленко не видел и не знал, что его институтский профессор, прозванный Батей, может так смотреть.
Журавленко с двумя его «старыми» помощниками в последний раз проверяли каждую деталь модели.
Первым сказал Кудрявцев:
— В точном порядке! Как в аптеке!
Вторым сказал Журавленко:
— Да. Нормально.
А Шевелёв ещё лазал под модель, заглядывал в глазки труб. Наконец и он сказал:
— Всё.
Постояли. Помолчали.
Профессор посмотрел на часы:
— До начала сорок минут, Иван. В зал впустят раньше. Так что времени у вас не много. Советую на язвительные замечания — а такие будут — остротами не отвечать. Не отклоняться от сути дела. Объяснять перед демонстрацией будете долго?
— Минут двадцать, — ответил Журавленко. Он сошёл с площадки и сел в дальний ряд, чтобы сосредоточиться.
Батя с Шевелёвым и Кудрявцевым прохаживались вокруг площадки.
Двери зала отворились, и начали входить приглашённые. У большинства из них лица были живые, заинтересованные. Но некоторые входили с ленивой усмешечкой. Казалось, эти люди были не прочь спросить: «Ну что там за такой ещё выискался Журавленко? Из-за чего беспокоите?»
Каждый вошедший по-своему разглядывал чертежи и модель. Сейчас она была низенькой и башня — будто присевшей.
Лёве и Маринке разрешили доехать до самого Дома Новой Техники. Потом им велели идти домой. Они сами понимали, что на такое собрание их никто не пропустит. И всё-таки не ушли, не могли уйти.
В Дом Новой Техники с улицы вела дверь, за которой был широкий тамбур. В тамбуре справа и слева было ещё по одной двери со стёклами. Красиво чередовались широкие полосы матового стекла с узкими полосками прозрачного.
Обе двери выходили в вестибюль, но левая не отворялась.
Маринка с Лёвой стояли в тамбуре у этой двери. Через прозрачный узор стекла им виден был вестибюль с гардеробом в углу. Видна была устланная ковром лестница. А главное, видна была полная, высокая седая женщина, которая стояла внизу, у перил этой лестницы и проверяла билеты.
Маринка придумала такой ход:
— Мы подойдём к ней и скажем, что Журавленко забыл одну вещь. Такую нужную, что без неё не может. Мы торопились, бежали, принесли, и нам надо ему передать, и пусть она нас пропустит. Ну как она тогда не пропустит?
Лёва даже рукой махнул:
— Не пропустит. Скажет: «Давайте, я передам. Покажите, какая вещь». Что ты тогда покажешь?
Он хотел ещё что-то добавить, но вздрогнул и замолчал.
Через тамбур в вестибюль прошёл солидный, почти круглый человек, с розовеньким лицом. И хотя оно было теперь не самоуверенным и довольным, а встревоженным, — Маринка с Лёвой его сразу узнали.
Розовенький направился к гардеробу, а Лёва скомандовал Маринке:
— Раздевайся!
— Где?
— Здесь. На вешалку не примут.
Лёва быстро снял пальто, повесил на ручку двери, у которой стоял, и засунул в рукав пальто шапку.
— Ой, тут же украдут! — зашептала Маринка.
— Очень надо учёным воровать твоё пальто! Скорей!
Пока Маринка раздевалась, Лёва наметил план:
— Давай, когда все, кто раздевается, пройдут наверх, когда никого не будет. Видела, тогда контролёрша отходит и разговаривает с гардеробщиком. Отойдёт — мы сразу к лестнице и ползком, — чтобы ниже перил!
Они долго ждали. Розовенький уже разделся и поднялся по лестнице, и ещё многие прошли мимо контролёрши наверх. В вестибюле давно никого не было, а она не отходила.
— Ну, отойдите! Ну, отвернитесь! Ну, пожалуйста! — шепотом умоляла замёрзшая Маринка.
Ничего не помогало.
Но вот по лестнице спустилась молоденькая девушка с большущим объявлением и начала его прикреплять на стенке в вестибюле, а контролёрша отошла, повернулась к стене и начала ей помогать.
Пока они вешали объявление, Лёва с Маринкой, пригнувшись, на цыпочках добежали до лестницы и ползком добрались уже до верхних ступенек. Но тут Маринка прижала коленом косу, от боли сделала резкое движение и со стуком задела ботинком перила.
Тотчас она и Лёва услышали голос:
— Что такое? Разве кто-нибудь проходил?
И контролёрша подошла к лестнице.
Она никого не увидела. Маринка с Лёвой уже стояли не дыша за дверью, отделявшей лестницу от фойе. И контролёрша решила, что это донёсся стук из демонстрационного зала.
Дальше было не легче.
Ребята перебегали от окна к окну, прячась за широкими портьерами; от кресла к креслу, прячась за высокими спинками; и выглядывали, — следили, в какую сторону идут люди…