Маринка тоже увидела башню и смотрела то на неё, то на Журавленко.
Лёва хотел спросить: как эта башня очутилась в комнате? Зачем? И кто такую замечательную башню сделал?
Но Журавленко сам подошёл и спросил:
— Нравится?.. — Он быстро оглядел свою комнату и вздохнул. — Простите, сегодня у меня беспорядок, а он — настоящий вор.
— Кто? Беспорядок? Он ведь неодушевлённый, — хвастнула знаниями Маринка, — а вор — существительное одушевлённое. Думаете, мы не проходили…
Журавленко со злостью сказал:
— Да, он неодушевлённый, бесчувственный, и всё-таки вор! Ворует то, чего никому не вернуть, — время. Стоит только положить, ну пустяк, отвёртку или гайку не на место — и готово! Вор начинает действовать. Разгар работы, протягиваешь руку — отвёртки нет. Туда, сюда, — нет и нет. Перерываешь всё вверх дном. Минуты летят, время бежит! Из-за этого проклятого вора чуть сварщика не упустил. Из-за этого вора на меня кричали. Из-за него пришлось выходить в окно, когда, как известно, для этого существуют двери!
Он говорил так, словно сам делал себе выговор со строгим предупреждением. Потом благодарно посмотрел на ребят:
— А вы молодцы. Сторожа́ и помощники. Угостил бы конфетами, но увы, они ещё в магазине.
Маринка сразу заявила:
— Мы не из-за конфет!
Журавленко весело сказал:
— Чудесные мне сегодня попадаются люди!
Лёва напомнил:
— А та, в шубе, которая кричала?
— Брр! — вырвалось у Журавленко, и он так поёжился, что ребята засмеялись.
— Она рядом живёт? — спросила Маринка.
— Нет, в другой квартире.
— А пожилой мужчина, который защищал?
— Тот в соседней комнате. Верящий человек. Знаете, хуже всего, когда не верят.
Лёва, смущаясь, пробормотал:
— Я тоже… как он.
И от смущения раньше, чем хотелось, позвал:
— Идём, Маринка! А то, наверно, мешаем, — и пошёл к окну.
— Можно в дверь! — со смехом крикнул Журавленко.
Но Лёва просто не в состоянии был выйти ни в окно, ни в дверь, так и не узнав, для какой надобности стоит здесь эта чудесная железная башня. Проходя мимо неё, он решился и спросил:
— Скажите, для чего она?
— Для подъёма, для движения головной части машины… — начал объяснять Журавленко и тут же спохватился, что говорит деловым техническим языком, и передумал: — Лучше покажу вам сё в действии. Это будет интереснее. Только сначала надо ещё кое-что доделать и кое-что проверить. В тысячный раз проверить… А пока, Верящий, вот какая у меня к тебе просьба. — Он серьёзно посмотрел на Лёву и вытащил из кармана очень тонкий винтик. — Попадётся тебе такой, — принеси. Случайно может попасться во дворе, возле дома, где угодно. Нет сейчас этого размера в магазинах. И ты, Шевелёва Марина, поищи, пожалуйста.
Лёва обрадовался, посмотрел преданными глазами на этого непонятного — и весёлого и сердитого на себя человека, и только головой закивал. Маринка пообещала:
— Мы будем везде искать, спрашивать у всех будем, скажем, что для вас!
— Пожалуйста, не надо, — попросил Журавленко. — Хватит с меня тех, кто глазеет и судачит. Можете так: об этом — ни одной душе?
— Смогу, — ответил Лёва.
— И я смогу. Честное слово! — ответила Маринка и добавила: — Вот как папу люблю!
Журавленко отворил им дверь в чистую, светлую прихожую, потом парадную дверь. Они спустились на четыре ступеньки и вышли на улицу.
Глава седьмая. Как Маринка и Лёва молчат
Михаил Шевелёв и Сергей Кудрявцев возвращались с работы. Они спокойно прошли мимо окна над подвалом, в которое не так давно залезли Маринка и Лёва. Окно было уже закрыто и ничем особенным не отличалось от других.
Через полчаса после Михаила Шевелёва и Сергея Кудрявцева пришли домой Лёва с Маринкой.
Лёва стоял перед мамой и папой. Мама с огорчением на него смотрела, а папа сразу начал кричать:
— Волнуйся тут из-за него! Голову ломай! А он является как ни в чём не бывало, с задумчивым видом. Где столько времени был? Что делал?
Лёва не опускал головы, не прятал глаз. Он невиноватым, каким-то даже мечтательным взглядом смотрел на маму, на папу и упорно молчал.
— Нечего героем смотреть! Тебя спрашивают: где был?
Лёва молчал.
— Ты меня не доводи. Отвечай, а то попадёт!
— Пусть, — ответил Лёва. — Всё равно сказать не могу.
— Это что ещё за «не могу»? Я тебе такое покажу «не могу», — своих не узнаешь!
— Погоди, Серёжа, — вмешалась мама. — Почему ты не можешь? Что у тебя, в конце концов, государственная тайна?
— Государственная или не государственная, — это я ещё не знаю, а тайна.