Но Павка, узнав о моем намерении, прямо-таки позеленел.
— Ни в ко-ко-ко-коем случае, — закудахтал он.
— А как же… — растерялся я. — От кого же?
— От одного мальчика, — отрезал Павка и, сунув букет мне в руки, достал из кармана черную ленту.
— Черная не годится, — сказал я, — нужна голубая или красная.
Глупец, я думал, что Павка собирается перевязать лентой букет. Не букет, а меня, точнее, мои глаза собирался он перевязать этой лентой. Я чуть не взорвался, узнав, что на встречу с «одной девчонкой» должен пойти с завязанными глазами.
Как же я ее узнаю?
— Не волнуйся, — сказал Павка, — я тебя на нее… натолкну.
Он завязал мне глаза, и мы гуськом, как баржа с толкателем, пошли в сторону школы. Я — баржа — первым, Павка — толкатель — позади.
Я шел и на чем свет стоит ругал Павку и «одну девчонку», в которую его угораздило влюбиться. Мне все время казалось, что впереди вот-вот разверзнется пропасть, и я полечу в нее вместе с дурацким Павкиным букетом.
— Она… — прошипел Павка. — Приближается… — И я услышал звук поспешно удаляющихся шагов своего друга.
Дальше, по замыслу Павки, действию следовало разворачиваться так.
Я стою и жду. «Одна девчонка» приближается. Вот она уже почти рядом. Еще шаг, и мы столкнемся носами. Но тут Павка свистит, и я, со словами «Это вам», протягиваю «одной девчонке» букет.
Потом быстро оборачиваюсь, снимаю повязку и, не оглядываясь, бегу прочь.
Павка свистнул.
— Это вам, — сказал я.
«Му-у-у», — послышалось в ответ, и кто-то выхватил у меня из рук Павкин букет.
Я опешил. Павкина «одна девчонка» мычит по-коровьи? Это было до того удивительно, что я, забыв о клятве, данной своему другу, содрал повязку и… увидел телочку, с аппетитом жующую Павкин букет.
Рядом с телочкой стояла ее хозяйка, Нюрка Ежикова, — из всех маменькиных дочек самая маменькина — и тряслась от смеха.
Мне стало жаль Павку. Ну и дурак. Нашел, в кого влюбиться. Мышей боится — раз, саженками не умеет — два, в полночь на кладбище калачом не заманишь — три…
Ну разве она ему пара? Нет, конечно нет.
Надо немедленно найти Павку и… Я нашел его и, с места в карьер, стал перечислять недостатки Нюрки Ежиковой.
— Мышей боится — раз, саженками не плавает — два…
— Это ты о ком? — равнодушно спросил Павка, морща веснушки.
— Как… о ком? — опешил я. — О ней… «одной девчонке»… — И с вызовом добавил: — О Нюрке Ежиковой.
Я думал, Павка тут же поколотит меня. Ведь как ни оправдывайся, а клятву я нарушил, сняв повязку и увидев ту, которую под страхом смерти не должен был видеть.
— Что ты, — равнодушно сказал Павка, — Ежикова… Ха-ха… Совсем не Ежикова…
У меня отлегло от сердца. Не Ежикова… Значит, колотушек не будет. Да что там колотушки! Главное, что не Ежикова. Я был горд за своего друга и стыдился самого себя. Надо же подумать, будто мой боевой друг Павка способен влюбиться в какую-то там маменькину дочку!
Дня через два я снова встретил Нюрку Ежикову. С телочкой. Телочка, как собачка, бегала встречать Нюрку, когда она возвращалась из школы. Будущая корова шла рядом с Нюркой и задумчиво жевала букет полевых цветов. Точь-в-точь как тогдашний.
Вот я и думаю, не обманул ли меня Павка, когда сказал, что «одна девчонка» совсем не Ежикова. Может, Ежикова и есть, а?
Урок вожатого
Павка всегда все узнавал первым. Но тут я его опередил.
— В нашем поселке, — сказал я, — открывается городской пионерский лагерь. Я уже записался.
Павка и виду не подал, что он впервые слышит новость.
— А я, — сказал он, — записался раньше тебя. Еще вчера.
Мне оставалось только подивиться Павкиной оперативности. Запись в лагерь объявили только сегодня. Но разве мог мой друг в чем-нибудь кому-нибудь уступить первенство?
— Но ты не знаешь, — попытался отыграться я, — чем мы там будем заниматься.
— Чем? — полюбопытствовал Павка.
— Что по душе, — сказал я, — стоять на часах, ухаживать за цыплятами, выращивать цветы…
— Мыть полы, — иронически добавил Павка.
— Да, — подтвердил я, не уловив иронии, — мыть полы.
— Нет, — возразил Павка, — мыть полы будут другие. А мы будем играть в футбол. Или это дело тебе не по душе?
И вот мы в лагере.
— Ребята, — сказал Коля-вожатый, — пусть каждый из вас выберет дело по душе.
Павку не надо было приглашать дважды. Он сразу выскочил.
— Я и Славка выбираем футбол, — сказал он и уточнил: — Как мастера кожаного мяча.
И представил себя как пробивного нападающего, а меня — как непробиваемого защитника.