— Ружья с собой нет. Жаль…
Председатель, наоборот, смотрит в упор, ехидно. Взгляд у председателя понимающий: лесник труса празднует. От этого взгляда Роману не по себе. Кому охота, чтобы у него в душе, как в книге, читали. А председатель читает, как в книге. Роман действительно труса празднует: курицы не зарубил, боялся, а тут — медведь. Разве не забоишься? Оттого, что председатель знает про его трусость, у Романа зло на самого себя. От зла и решимость: будет ружье — пойдет!
Ружье нашлось. Его вынес председатель. Роман взял и пошел. Председатель задумчиво посмотрел вслед. Неужели ошибся, и молодой лесник не трусит? Тогда председателю жаль стало лесника. Мог бы и не ходить в одиночку. Впрочем, его дело. В конце концов, за медведей отвечает он, лесник.
Девчонка Маришка вызвалась проводить. До того места, где видела рыжего. Вот оно. А вот и следы: полумесяцем — копытца теленка, гребешком — когти медведя.
— До свидания, Маришка. Дальше я один.
Сказал и солгал. Не один, а вдвоем. Вдвоем со страхом. И то не так. Не вдвоем, а втроем. Еще ружье. С ружьем не так страшно. Как будто совсем нестрашно. «Лесник… Мирная профессия…» Подумал и усмехнулся: ничего себе «мирная» — с ружьем на медведя!
Дорога через лес пошла в гору. Следы полумесяцем вдруг кончились. Возле высохшей лужи. Странная лужа. Запеклась, как пенка на молоке. Присмотрелся и ахнул: лужа крови. Медведь задрал теленка. Ну, погоди, разбойник! Разозлился. От злости пропал страх. Пошел смелей.
Вдруг остановился: медвежьи следы возле ели. И еловые лапы на земле — то там, то тут. Кто драл и зачем? Припомнил, где-то здесь расщелина в скале. Огляделся. Вон она. Еловыми лапами завалена. Разгреб лапы. Рыжее что-то. Рыжее на белом. Белое — это снег. А рыжее что? Потрогал. Мягкое. Теленок! Медведь теленка задрал и в щели, как в погребе, спрятал. А сверху еловыми лапами завалил: от вора и от солнца. Ну погоди, разбойник!
Взял ружье наизготовку, затвор взвел и — дальше. Еще смелей полез. Лезет и слышит: рычит кто-то. Прислушался. Медведь рычит. А подвывает кто? Волки!
Продрался сквозь кусты, глянул и застыл. Медведь с волками сражается. Волков штук пять, а медведь один. Наверное, тот самый. Медведь как воевода. В лапах сосенка с вырубки, как палица. Взмахнет раз — волки взвоют и в сторону подадутся. Взмахнет другой раз — волки еще раз взвоют и в другую сторону подадутся. Один, подбитый, поодаль скулит. И раны зализывает. Другой, серая шкура, пластом лежит — убитый. Ну и побоище… Засмотрелся и про опасность забыл. Ай да медведь! Не в цирке ли служил? Роман раз видел: медведь-воевода в окружении врагов-волков.
Молодец, хоть и вор.
Вдруг что-то треснуло, и медведь как сквозь землю провалился. Сквозь землю и провалился. В яму. Угольную. В яме чурки жгли. На уголь для самовара. Роман сразу догадался. Из ямы, как из трубы, сажа столбом. Как дым.
Волки ошалело переглянулись и завыли обиженно и зло. Такую добычу упустить! Потом уселись в кружок и стали ждать: может, медведь еще вылезет? Ждут и по сторонам поглядывают. У Романа мороз по коже, зуб на зуб не попадает. Увидят — пропал. Пятеро на одного. Ну, пусть не на одного. Пусть на двоих, считая ружье, Ладно, одного он убьет, а остальные? Остальные… Страшно подумать.
Роман замер и как окоченел: положи на макушку яйцо — не шелохнется. Жаль, не улитка. В самого себя спрятаться от страха нельзя. Теперь и уйти нельзя. Услышат серые — кинутся.
Чу! Кричат где-то.
— Роман!
— Роман Васильевич!!!
Его зовут. Многими голосами. И волки услышали. Ушами запрядали, хвостами задергали, морды навстречу людям: сколько их там? А голоса все ближе.
— Рома-ан Васильеви-ич!!!
Волки, каждый по разу, недовольно огрызнулись и потрусили в чащу. Подбитый, скуля, пополз следом.
Роман встал. Ноги как в иголках. Покалывает от долгого лежания. Шагнул навстречу подбежавшим. Узнал в толпе председателя — запыхался, дышит, как лошадь. В глазах у Романа вопрос: каким чудом тут?
Председатель вместо ответа сует Роману патроны. Оказывается, ружье, что лесник взял, не заряжено. Председатель не сразу спохватился. А когда спохватился, собрал мужиков — и на выручку. Но, кажется, зря спешили. Медведя, сколько ни выглядывали, нигде нет. Председатель ехидно улыбнулся:
— Тю-тю медведь, а?
Роман как можно равнодушней ответил:
— Он у меня в яме.
Сказал, и глаза в землю. Хотите, мол, верьте, хотите — нет. Мужики не успели удивиться. Яма глухо зарычала медвежьим голосом, и мужиков, как листья вихрем, в одну кучу сбило.
— Скорей! — закричал председатель. — Стреляй!!!
— Не стоит, — сказал Роман. — Мы его и так возьмем. В зоопарке спасибо скажут.
Хромой попугай
В одном городе, при людях, жил хромой попугай. Говорящий. У человека чему не научишься… Правда, знал попугай немного. Всего два-три слова. В том числе «дурак». Но в значении слов не разбирался. В этом он был похож на ребенка. Что услышит, то и запомнит. Но ребенок с годами вырастает и не произносит плохих слов. А попугай всю жизнь остается глупым и городит что попало.
А еще попугай умел кричать «пожар». Этому его научил друг семьи пожарный дядя Митяй — молодой и веселый. Он, когда приходил, всегда занятно рассказывал о пожарах. Послушать его — интересней зрелища нет на свете.
Один раз Митяй пришел и удивился: попугая не слышно. Посмотрел на Мишу, сына хозяина попугая, — молчит. Посмотрел на папу, хозяина попугая, — молчит. Молчат и друг на друга не смотрят. Пожарный Митяй испугался. Может, попугай сдох? О том, что пропало, не говорят. Чтобы не огорчать хозяев. Но если тебя распирает любопытство, как быть?
Митяй посмотрел на клетку и сказал:
— Эх, и погодка сегодня…
Папа перехватил взгляд и ответил:
— Погодка тут ни при чем…
И пожарный Митяй узнал то, что произошло.
Клетка опустела потому, что Миша подарил попугая товарищу. Когда папа узнал об этом, он рассердился и хотел поставить Мишу в угол. Но мама сказала, что это непедагогично, и он не поставил.
То, что папа рассердился, Мишу удивило. Папа сам, угощая Мишу чем-нибудь, наказывал:
— С ребятами поделись, человек.
И человек, то есть Миша, делился: то яблоком, то еще чем.
Может, папа рассердился, что Миша «поделился» попугаем без спросу? Нет. Совсем не потому. Дареное — не дарят. А попугай был дареный. Папе подарили попугая в зоопарке. Может, потому, что попугай был хромой. Но папа и хромому подарку был рад. А подарок, какой он ни есть, вторично дарить не принято.
Но Миша не знал этого. Чтобы успокоить папу, он сказал:
— Я не насовсем. Пока поправится.
Он имел в виду больного товарища. Но папа даже это не принял во внимание. Продолжал дуться.
Вот как все было. А что из этого вышло, станет известно дальше.
Митяй, или Дмитрий Павлович, как уже было сказано, служил пожарным. А пожарный всегда на посту: когда ест, когда телевизор смотрит, когда спит, — всегда.
Раз Митяй спал, как вдруг оглушительно зазвонил колокол.
Пожарный Митяй проснулся, надел каску и побежал садиться в красную машину. Это было недалеко. Ведь Митяй спал на службе. А его служба была единственным местом, где за сон на посту не ругают и не наказывают.
Красная машина фыркнула и помчалась. Как она визжала! Услышав ее, другие машины разбегались в стороны, а люди останавливались и тревожно смотрели вслед.
Вот и пожар. Горел трехэтажный деревянный дом. Митяй выскочил и побежал. За ним выскочили и побежали другие. Один зевака сказал:
— Бегут, как муравьи.
Был вечер, и все кругом было красным: небо, деревья, люди.
В толпе сновала женщина.
— Лешка! — кричала она и прислушивалась, как в лесу.
Но никто не откликался, и она снова ныряла в толпу. На огонь она не смотрела. Даже подумать боялась, что ее Лешка в доме.
Прибежала еще одна красная машина. Из нее, как рога из улитки, вылезла лестница. Зашипели, как змеи, толстые пожарные рукава и стали пеной плеваться в огонь. Лестница подъехала к дому, и Митяй полез на крышу.