— Вот и хорошо, — обрадовалась хозяйка. — Подал голосок. Теперь пойдет на поправку.
И в самом деле, паренек стал быстро поправляться. Поначалу он все молчал, приглядываясь к тому, что делалось в доме. Смотрел, как хозяйка топила печь, готовила нехитрую еду. Раз в неделю она отправлялась в лес за хворостом. Приходила с вязанкой за спиной и гулко сбрасывала ее в сенях на пол. Потом входила в хату, вешала у печки старенький ватник и заговаривала с ним. Он отвечал односложно: да — нет. Это обижало ее. Все-таки она рисковала, притащив его, раненного, из лесу в свою хату. Почему же ей не доверять? Парень, видимо, тоже понимал это. И все же старался уйти от разговора с ней, действуя по пословице: береженого бог бережет. А чтоб хозяйка поменьше расспрашивала его, он все чаще находил себе какую-нибудь работу: то полочку смастерит, то печь починит. А когда оба заняты, не до разговоров. Но без конца молчать тоже не будешь. И день за днем из коротких его ответов хозяйка узнала, что родом он из села Коленцы. Брат Василий на фронте. Дома мать. Жить было трудно. Полицаи не давали покоя, грозились отправить его на чужбину, в Германию. И решил он пойти к родственникам в Белую Церковь. Поостерегался при этом, шел лесом. И вот однажды очень испугался. Услышал взрывы, выстрелы. Появились откуда-то фашисты и открыли бешеную стрельбу. Как ни хоронился он, а и его задела шальная пуля. И еще хорошо, что вовремя скатился в овраг. А то бы нашли каратели да приняли за партизана. А какой он партизан? Мал еще.
Хозяйка соглашалась, что, конечно, мал, и все спрашивала, как звать его. Фамилии своей, однако, паренек так и не назвал, сказав только, что зовут его Петей. Понимала хозяйка, что, может быть, не все было так, как он ей рассказал, но спрашивать больше не стала. Самой приходилось иной раз изворачиваться и сбивать с толку фашистских карателей.
Недельки через две начал парень собираться в дорогу. Она не задерживала, хотя и ощутимой стала в доме его подмога и жаль было расставаться с ним. Но, как говорят, вольному — воля. Тем более, что, как он уверял, родные в Белой Церкви его дожидались. Собрала ему небольшую котомочку и проводила за околицу.
— Смотри, будь осторожен, — по-матерински сказала она на прощание.
СТУК В ОКНО
Ночью в окно постучали. Василь привык к этим поздним побудкам. Он понимал (и даже был рад этому), что поскольку их хата стоит так близко от леса и от реки, то партизанам сподручнее всего заходить именно к ним. Прежде всего связные узнавали последние новости. Пока мать рассказывала все это да угощала партизан горячим чаем, Василь стоял на часах во дворе. Это был очень важный пост. В его задачу входило вовремя предупредить об опасности.
Василь вышел в темноту ночи, прислушался. Село спит. Нигде ни души. И собаки не тявкают, и коровы не мычат. Правда, горько усмехнулся Вася, коров осталось на селе мало: из многих дворов увели их фашисты. Прошелся вдоль плетня, выглянул за ворота. Все тихо. Заглянул — закрыты ли ставни на окнах в их доме. Убедился, что и тут полный порядок. Тишина осенней ночи начала угнетать его. Он прислонился к забору, затих. Скрипнула дверь. На крыльцо вышла мать, тихо окликнула:
— Василь, где ты? Поди в хату, погрейся. Я тут побуду.
Дверь скрипнула, когда Василь отворил ее. Он присел на скамейку. Привыкнув к полутьме, увидел: при тусклом свете ночника пятеро мужчин склонились над разостланной на столе картой.
— Лучше всего ударить отсюда, со стороны поля, — сказал заросший черной бородой парень. — По сведениям, тут у них пулеметов поменьше.
— Да. Но подобраться будет труднее, — заметил другой бородач.
— Ничего. По-пластунски проползем. Сейчас ночи темные.
Отдохнув, Вася опять вышел во двор. Пошел дозором вдоль плетня.
Расходились партизаны по одному. У каждого за плечами по увесистому рюкзаку с продуктами. Вася по поручению матери собирал продукты для партизан, почитай, со всего села. Так что теперь, глядя, как сутулятся мужики под тяжестью ноши, он испытывал невольное удовольствие, гордился своим участием в борьбе с ненавистным врагом.