В тот день у меня в дневнике тоже была двойка. Так я со стыда сгорел, слушая эти речи. В конце концов не выдержал и убежал. Хотел им крикнуть: неправда это, неправда! Но удержался. А Мишка на меня потом обижался. А я-то при чем? Я же не велел его отцу на меня ссылаться. Разве я виноват, что у него такая привычка. Я эту привычку у многих взрослых замечал.
Накануне того дня, когда мы с Мишкой решили бежать из дому, произошла у него крупная неприятность на уроке математики. Наша классная руководительница Анна Никитична объясняла, как извлекается корень квадратный. В классе было шумно, и ей приходилось по нескольку раз повторять одно и то же. А это, хоть кого возьми, так неприятно. Мне тоже не нравится, когда меня не слушают. А тут еще, на грех, Мишка вытащил из парты книгу про знаменитых путешественников Пржевальского и Миклухо-Маклая (он еще до урока мне о них все уши прожужжал), вынул из книги им же туда положенную географическую карту и стал пальцем водить по ней, отыскивая город Пржевальск.
Анна Никитична сразу же это заметила, перестала объяснять и холодно сказала:
— Миша Уваров, чем ты занят?
Мишка хотел спрятать карту, но книга упала на пол, и все его ухищрения открылись.
— Так, — строго сказала Анна Никитишна. — Вместо того чтобы учиться вместе со всеми извлекать корень квадратный, он занимается географией. То-то Вера Петровна тебя хвалила.
Вера Петровна — это наша учительница по географии. Анна Никитична отобрала у Мишки карту и потребовала, чтобы он шел к доске и повторил, что она только что объясняла. Ясно, что Мишка ничего повторить не мог.
Анна Никитична, наверное, уже успокоилась, потому что она сказала:
— Ты ведь способный мальчик, Миша. Почему ты не работаешь на уроках сам да еще и другим мешаешь?
— А мне скучно, — чистосердечно признался Мишка, глядя ей в глаза.
Анна Никитична посчитала такой ответ за насмешку. Лицо ее покрылось румянцем, и, взяв Мишкин дневник, она сказала:
— Вот что, Миша. Я уже не знаю, как заставить тебя прилежно учиться. Ты заслуживаешь двойки. Но лучше я напишу в твоем дневнике, чтобы в школу пришел твой папа. Я хочу с ним посоветоваться, как нам быть с тобой дальше.
Лучше бы она поставила ему двойку. С такой записью в дневнике Мишка не мог явиться домой. Поэтому он сразу же, как только мы вышли из школы после уроков, сунул свой дневник ко мне в портфель. Потом мы долго сидели в зарослях ивняка на берегу реки и решали, как нам быть дальше. Вот тут-то Мишка и убедил меня в ближайший день отправиться путешествовать. Сначала в Москву, а там видно будет.
Теперь-то ясно, что это был безумный шаг. Но тогда Мишка убедил меня, что другого выхода нет. И я согласился ехать с ним из солидарности. Потому что убегать из дому у меня не было никакого желания. Жили мы с мамой хорошо. Правда, она тоже ни разу не пустила меня в Москву, но и сама ни разу туда не ездила. Где ей было взять денег на такую поездку. Правда, мне мама никогда о деньгах не говорила. Но я ведь и сам был не слепой. Моя мама — Галина Ефимовна Рощина — работала в колхозе дояркой, и те деньги, которые шли нам на жизнь, доставались ей нелегко. Никогда не понукала она меня и в учебе. Но я старался не хватать двоек. Знал, что маме это будет неприятно.
Почему в тот момент, когда мы с Мишкой условливались о побеге, я не подумал о маме, и сейчас не пойму. Чувство солидарности взяло верх. К тому же очень мне жаль было Мишку, так несправедливо, как мы оба с ним считали, обиженному. Во всяком случае, мы условились, как только стемнеет, встретиться в овраге у села Костино, в котором размещалась главная усадьба колхоза. Отсюда можно было на попутных машинах или на автобусе доехать до Рыбного. А там электричка домчит до Москвы.
Так мы думали.
НАШЕ СЕЛО
Теперь пришло время рассказать о нашем селе. О том самом селе, в котором мы с Мишкой жили и из которого собирались удирать в Москву.