— Погорячились вы тогда зря, — сказал Юсэк.
— Чтобы поправить человека — не жалко поломать тачку, — ответил Хон.
Юсэк стыдливо улыбнулся.
— Да, это было здорово. Научили вы меня кое-чему. Потому и пришел к вам за советом.
— Советы я даю охотно, — сказал старик. — Только вот времени сейчас у меня нет. Развалилась тачка-то. Заменить бы ее, да все думаю — дотяну. Мало осталось тянуть.
— Вы хотите бросить коляску?
— Жизнь так хочет, — сказал старик. — Рикша никогда не обгонит машину. А их теперь сам видишь сколько.
— Это верно, — согласился Юсэк. — А я ведь бросил коляску.
— Бросил? — Хон еще раз поглядел на Юсэка. — Ты нашел другую работу?
— Хочу в Россию… — Юсэк не договорил, заметив, что старик вздрогнул и приложил палец к губам. — А что? — шепотом спросил Юсэк. — Почему вы испугались, Хон сенсами?
— Разве ты не знаешь, что сейчас за одно упоминание о России тово… — Хон рукой провел по шее.
— Почему?
Старик не ответил и, присев к коляске, стал завинчивать на колесе гайку.
— А ты зачем туда? — спросил он тихо. — Что ты там потерял?
Юсэк подсел к нему, сказал также тихо:
— Не потерял я. Найти хочу.
— Что?
— Счастье.
— Счастье… — Старик косо поглядел на Юсэка: — Ты его как собираешься найти?
— Вы, конечно, знаете владельца ювелирной лавки Хэ Пхари? — спросил Юсэк.
— Ну и что?
— Он ведь нашел, — сказал Юсэк.
Старик засмеялся.
— Вот ты о каком счастье мечтаешь! Нет, дружок, на такие вопросы и я не отвечу.
— Вы все знаете, — произнес Юсэк обиженно. — Вы ведь знаете, только не хотите сказать… Разве вам это трудно?
Хон поманил пальцем Юсэка и шепнул на ухо:
— Дурень, революция там.
От кого-то Юсэк слышал это слово, но, до сих пор неясно понимая его значение, спросил:
— Революция? А что это?
— Эге, дружок, — вздохнул Хон. — Ты, вижу, и впрямь кладоискатель. Но придется тебе, наверное, отложить свое путешествие в страну золотых гор. Туда сейчас люди идут не за золотом.
— А зачем еще? — спросил Юсэк.
— Ну вот что! — обиделся наконец старик. — Вали-ка отсюда, а то мне и до ночи не справиться с моей кормилицей. — Он постучал по сиденью коляски. — И чего это я должен тебе обо всем рассказывать.
Юсэк не хотел и не мог уйти, особенно после того как уверился, что старик многое знает о России. Но и оставаться было нелепо. Сделав несколько нерешительных шагов, он остановился, пробормотав несвязно:
— Пожалуйста, не сердитесь. Кроме вас… Вы людей знаете. Вы все знаете. Мне нельзя оставаться в этом городе. У вас нет времени, я бы рассказал…
Что-то неладное заметил старик и в голосе Юсэка, и в глазах. Поэтому подошел к нему:
— Хорошо, если ты считаешь нужным поделиться со мной — я тебя выслушаю. Только зайдем в дом.
Он внешне мало отличался от других, но войдя Юсэк почувствовал разницу: здесь было уютно и не так тесно, как у них с отцом. Циновка на ондоле была застелена мягким одеялом, тюфяки разных размеров и расцветок лежали один на другом у стены, затянутой ярким ситцем. Потолок обклеен оберточной бумагой и газетами. На полках, поверх дверной рамы, стояли деревянные кувшины и позеленевшие от времени бронзовые тазы. Ковши из сухой коры тыквы, связки чеснока и сушеной капусты висели на крючках в углу. Пахло соей и вяленой рыбой.
Пока Юсэк разглядывал жилище, Хон о чем-то говорил с мужчиной в очках, сидящим у окна. Оба они поглядывали на Юсэка. Он понял, что речь идет о нем.
— Садись, Юсэк, и знакомься, — сказал старик. — Это мой сын Ир.
Тому было лет сорок. Строгим лицом и одеждой он напоминал деревенского учителя. Юсэк поклонился и сел на ондоль.
— Стало быть, ты собрался в Россию? — Ир привычным жестом снял очки, прищурился на Юсэка: — Это верно?
— Да.
— За золотом?
Юсэк помялся, поглядел на старика и на Ира, стараясь угадать, не хотят ли они посмеяться над ним. Он молчал, не зная, что рассказать раньше: о том, как ему необходимо это золото, или про Хэ Пхари, отнявшего у него любимую девушку.
— О чем ты задумался? — спросил старик Хон. — Можешь быть уверенным, что у моего сына доброе сердце.
— Как фамилия твоего отца? — Ир придвинулся к Юсэку.
— Ким Енсу, — ответил Юсэк.
— Ким? А чей пон?[32] — спросил Хон.
— Кимга пон, — пояснил Юсэк.
— Так ты приходишься моему сыну младшим братом! — изумленно воскликнул Хон, переглянувшись с Иром. — Вот уж не ожидал! Я ведь и твоего отца давно знаю. Но никак не думал, что мы родня.
32
Фамильная ветвь. Представители одного пона считались родственниками, и браки между ними были запрещены.