Теперь Петр один в избе. Койку брата не вынес. И чемодан обшарпанный с барахлишком стоит на табурете в углу. А на нем гармошка, с которой Егор не расставался. Стоит без надобности, как и его любимая глиняная кружка у самовара. Ее тоже больше не коснутся руки Егора, любившего погонять крепкого чаю. Особенно зимой, когда от морозов лопались в избе стекла. И шуба у входа…
Знал Петр — не время теперь думать о том, как отомстить за брата. Не искал оправданий себе, что отпустил Егора на хутор одного. На войне как на войне. И о собственной смерти не время думать. Нужно дело делать, а его дело — создание крупного партизанского отряда.
Когда Петр поднялся, солнце уже садилось за лесом. Натянув потуже картуз, он не спеша спустился с яра и пошел берегом реки, с тревогой думая о предстоящих делах.
С Уссури тянуло сыростью, взлетали вспугнутые птицы. Напившись воды, Петр вскарабкался по песчаному обрыву и вышел на дорогу. В стороне от него гулко бренчал колокольчик. Оттуда же доносился мальчишеский голос.
Свернув с дороги, Петр прибавил шагу и вскоре, миновав сосновую рощу, увидел на поляне мальчугана. Рядом паслись лошади. Одна стояла без пут, и на шее ее висел колокольчик. Мальчишке было лет десять. На нем была длинная, до колен, перевязанная в поясе, гимнастерка, из-под которой торчали короткие оборванные штаны. Большие лапти туго перетянуты бечевой. Темными жесткими волосами и скуластым круглым лицом он походил на корейчонка. Но лицо было белое, а глаза круглые. Заметив, что незнакомец внимательно разглядывает его, он быстро спрятал за пазуху ломоть ржаного хлеба, утер рукавом рот и недоверчиво поглядел на Мартынова.
— Ты кто будешь? — спросил его Петр, присев к нему.
— Игнат, — недоброжелательно пробурчал мальчик.
— Игнат? — Петр невольно улыбнулся. Как-то не вязалось это имя с его внешностью. — Ну — Игнат так Игнат, — согласился Петр, — А меня звать Петром. Как зовут твоего батьку?
— Чо Сон.
— А матку?
Было видно, что мальчику не нравились эти неожиданные расспросы. Надув грязные щеки, он молчал.
— Вот это Игнат! — попробовал его пристыдить Петр. — Как же это ты не знаешь имя своей матери?
— Знаю, — сказал мальчик и сердито добавил: — Баба Дуся сказала, что маму звали Мариной.
Теперь замолчал Петр. Мальчик не мог понять, отчего это дяденька таращит на него глаза и беззвучно шевелит губами. Чего он хочет? Он, кажется, и плачет, и смеется сразу вместе.
— А где баба Дуся?
Вопрос этот Петр задал уже не ради простого любопытства. Он знал мать Игната Марину и его бабушку Евдокию Павловну. Слышал кое-что и про отца Чо Сона. Но Петр не мог поверить, что этот сидящий перед ним мальчик и есть сын Марины, потеряв которого она долго страдала да так и умерла, не увидев. Явного сходства с Мариной он не обнаружил. Но все-таки сумел уловить в его открытых черных глазах и в их выражении что-то знакомое и очень дорогое. И чем больше он глядел на Игната, тем меньше оставалось сомнений, что это сын Марины.
— Так где живет твоя бабушка? — переспросил он, с трудом сдерживая нарастающее волнение. — Она с тобой живет, да, Игнат?
— Нет, — ответил мальчик. — Уехала в свою Читу и померла. Отец так говорит.
— А батька где? — спросил Петр, помолчав.
— Он скоро придет.
Петру было тесно на этой широкой поляне. Не зная, как совладать с собою, боясь показать малышу свою растерянность, он то приседал рядом с мальчиком, то, поднявшись, осматривал его со всех сторон. Ему хотелось обнять Игната так крепко и горячо, как это сделала бы Марина. Хотелось рассказать о ней мальчику. Но Петр молчал, боясь отпугнуть и без того настороженного мальчишку.
— Чьих лошадей ты оберегаешь, Игнат? — спросил Петр, пытаясь как-то завязать разговор.
— Вот этот Серый — наш, а те — чужие, — пояснил Игнат. — Нам платят за то, что мы их пасем.
— А ездить верхом умеешь? — Петр неожиданно нашел нужную тему разговора.
— Ага, — сказал он и, вскочив с места, лихо крутнул над головой плетью.
Раздался пронзительный щелчок. Он повторил это движение еще и еще, пока лошадь с колокольчиком не подняла к нему голову и не заржала.
— Да она у тебя ученая! — воскликнул Петр.
А Игнат, раззадоренный похвалой, подбежал к лошади, дотянулся до уздечки и, посвистывая и что-то приговаривая, стал прижимать уздечку к земле. Лошадь нехотя согнула в коленях передние ноги. Мальчик взобрался на нее и щелкнул над головой кнутом. На какое-то мгновенье умное животное застыло на дыбах, потом побежало легко и ровно, словно боялось уронить своего юного наездника. Петр видел такое в заезжем цирке. Но там наездницей была взрослая женщина.