— Кто это тебя надоумил прийти ко мне? Или сам решил? — спросил Мартынов.
— Папа, — ответил Игнат. — Он давно сказал: если со мной что случится, найди дядю Петра.
— Так и сказал?
— Да.
— Ну что ж, будем жить вместе, — улыбнулся Мартынов, протянув ему руку. — По рукам!
Игнат тоже улыбнулся и вложил свою маленькую руку в его ладонь.
— Комиссар, прибыло пополнение. Примем в отряд? — спросил Мартынов, обращаясь к Синдо.
— Конечно, — сказала она, вглядываясь в чумазое лицо мальчика. — Бойцы нам позарез нужны.
С появлением этого не по годам шустрого мальчика заметно изменилась однообразная жизнь обитателей барака. Игнат учил их верховой езде, вечерами обучал русскому языку. От него же узнавали о подробностях быта здешних жителей, об их нравах. Интересовались, в каких хуторах кто чем занимается, где можно набрать грибов или ягод, набрести на медведя или косулю. А Бонсек с особым интересом слушал его рассказы о реке Уссури. Игнату было приятно, что взрослые люди обращаются к нему как к равному.
Он даже согласился втайне от Мартынова, под постоянной опекой которого находился, отвезти Бонсека на своем коне к берегу Уссури. Там жил его давний знакомый дед Ваня, с которым отец часто играл в карты.
Это был худой, хромой кореец, известный своей жадностью и богатством, нажитым во время скитаний по золотоносным местам. Жил он в одиночестве, без жены и детей, без родных и друзей. Теперь старик, забросив кайло, лотки и карты, доживал свой век в стороне от людей в своей маленькой избушке. Дед Ваня очень любил Игната, мечтал усыновить его еще при живом отце.
Ходили слухи, что он во время игры в карты ставил все свое золото на Игната. Но отец не шел на это. К нему-то и повез мальчик Бонсека.
Нетрудно понять, с какой радостью встретил Игната старик. Усадив его рядом с собой, он забормотал дрожащим голосом:
— Мой мальчик! Как же это ты вспомнил старого паука! Я искал тебя, когда узнал о смерти твоего отца. Кто тебя, сироту, приютил?
— Я живу у дяди Петра, — сказал Игнат.
— А кто это такой?
— Командир нашего отряда, — ответил Игнат с гордостью.
— А, знаю его. Ты лучше ко мне перебирайся. Каким бы отец твой ни был, а все-таки тоже из Кореи. Из одного мы с ним гнезда. Завидовал я ему, что есть у него наследник. А что он ему оставил? Дырявые карманы! Жалко мне тебя, малыш. Потому я и думаю — есть у меня кое-что, а самому помирать скоро. Кто мне глаза закроет? Кто слезу обронит? Теперь понял, отчего я тебя в сердце держу? Помру — тебе все останется. В могилу с собой не возьму… — Голос его дрогнул и замолк.
— Я не могу к вам переехать, — сказал Игнат. — Меня дядя Петро не отпустит.
— Как это не отпустит? — возмутился старик. — Не купил же он тебя? Ты сам себе хозяин.
— Мы по рукам поклялись вместе жить, — промолвил Игнат. — И папа так хотел.
— Подумай, подумай, — забормотал старик. — Не нужен тебе этот дядя Петро, да и ты ему тоже. Ты — кореец, он — русский. А душу корейца поймет только свой. Эх, глупый ты еще ребенок.
— Я лучше буду приходить к вам, дед Ваня, — пообещал Игнат, поднимаясь со стульчика-двуножника. — Правда, не вру. Хотите — поклянусь? — И, увидев, как старик жалобно поглядел на него, как у него задрожала бородка, сказал: — Я вам даже моего Серого оставлю. Пусть он поживет у вас. Он знаете какой ученый! Все понимает, только разговаривать не может. Он будет возить вас…
— Мне ты нужен, — прервал его старик. — А лошадку эту мне твой отец давно уже проиграл. Но я ее не заберу. Пусть она тебе служит, мой мальчик.
Игнату не хотелось огорчать старика, оставлять его одного. Но ведь он поклялся дяде Петру навеки жить с ним. К тому же он зачислен в отряд, о чем тетя Синдо при всех сказала. Да и привык уже ко всем.
— Мне ты нужен, — повторил старик. — Только ты один можешь исцелить старика от всех его недугов. Хочешь, я поговорю с твоим командиром? Он ведь тоже человек и поймет меня, должен понять…
Высвободиться из цепких рук старика было не так-то просто. И, желая как-нибудь отвязаться от него, Игнат сказал:
— Дядя Петро согласится, тогда и я тоже…
Старик разжал руки и, отступив на шаг, пристально посмотрел на мальчика. Глаза Игната выражали испуг, но старик облегченно вздохнул, будто добился своего. Живо схватив с папсана большие куски сахара, сунул в руки Игнату:
— Отнесешь дяде Петру. Скажешь — дед Ваня прислал.