— Пойдем, Эсуги, — позвал ее Юсэк, когда птиц уже не стало видно. — Мы вернемся сюда завтра. Они не улетят.
Эсуги нехотя поднялась.
На другой день лебеди встретили их тем же обеспокоенным криком, но в этот раз остались на месте неподалеку от берега. Один из них даже осмелился подплыть к самому берегу и доверчиво глядел на притихших людей. Отломив кусочек пампушки, Эсуги бросила в воду. Лебедь схватил ее в клюв и тотчас же устремился к своей подруге. И тут Юсэк заметил, что подружка с трудом удерживает голову.
— Да она раненая! — невольно вскрикнул Юсэк.
Лебеди, тяжело хлопая крыльями, ринулись в сторону, удаляясь от берега. Одна из птиц на какое-то мгновение застыла в воздухе и тут же упала в воду. Бессильно опираясь на расправленные крылья, она пыталась вытянуть из воды отяжелевшую голову, но это ей не удавалось. Не мешкая, Юсэк бросился с обрыва, быстро подплыл к ним. Другой лебедь тотчас же взлетел и, кружась над оврагом, жалобно кричал. Раненая птица из последних сил боролась, чтобы увернуться от протянутой к ней руки. Когда Юсэк дотянулся и взял ее, она еще слабо билась. И была мертва, когда он вынес ее на берег. Плетью упала на землю белая лебединая шея.
Разве мог предвидеть Юсэк, что вся эта идиллия у озера кончится так нелепо? Видя новые страдания Эсуги, он проклинал тот день, когда привел ее сюда. Большую часть времени она вновь проводила в постели. Юсэк решил не дожидаться прихода Ира и самим добираться до границы, которая, судя по словам Сонима, находилась где-то совсем рядом. Когда он сообщил ей о своем намерении, она вскочила с постели, будто не болела, и кинулась обнимать Юсэка. Затем выбежала на улицу, стала кружить хозяйку, громко восклицая: «Вы послушайте, что сказал Юсэк! Он сказал, что мы уходим! Мы уходим, добрая адимай!..»
Радуясь за нее, Юсэк с тревогой думал о том, что уйти просто, но как будет в пути?
Хозяйка фанзы всполошилась не на шутку. Оставшись наедине с Эсуги, она попыталась отговорить девушку.
— Ты же еще совсем слабенькая! — сокрушалась она, с испугом всматриваясь в худое и бледное лицо девушки. — Как ты осилишь эти овраги, леса, болота? Куда спешите, пожили бы еще. Привыкла я к вам обоим…
— Но мы ведь еще встретимся, адимай, — сказала Эсуги, заметив ее печаль. — Мы вас никогда не забудем.
— Когда вы уходите?
— Наверное, завтра.
— Я еще успею напечь лепешек, — сказала женщина и, схватив ее за руку, повела в фанзу, где долго рылась в корзинах.
Наконец, что-то достав, пояснила: — Эти посони мне еще моя старушка сшила к свадьбе. Они не такие уж красивые, зато теплые. Время к холодам идет, пригодятся. — Затем вынула со дна корзины чогори[47] и юбку красного цвета. Разложив все на ондоле, добавила: — Моя свадьба уже позади, а твоя еще предстоит. Красная юбка приносит невесте счастье. Так что — возьми и обязательно надень на свадьбу.
Не зная, как отблагодарить женщину, Эсуги низко ей поклонилась. А та, вспомнив дни ушедшей молодости, ответила на ее поклон тихим вздохом.
Юсэк с Сонимом вернулись к обеду и тут же принялись чинить где-то раздобытую старую коляску. Не догадываясь, для чего они возятся с этой развалюхой, Эсуги пошутила над Юсэком: не собирается ли он стать деревенским рикшей? И бывший рикша ответил ей:
— Много я всяких янбаней и красоток поперевозил, а вот тебя ни разу. Так не годится. Теперь очередь и до моей госпожи дошла. Я тебя в этом лимузине до самой России довезу, только бы не развалился он где-нибудь в дороге.
Эсуги не терпелось показать ему подарки. Когда наконец залатанную и всю перевязанную веревками коляску поставили к стене, она повела его в фанзу, быстро развернула юбку и кофту:
— Ты погляди, погляди, Юсэк, что мне подарила наша адимай!
— Это же свадебный наряд! — обрадованно воскликнул Юсэк. — Так за чем же дело? Сейчас же надень его, и самый мудрый человек в деревне благословит нас!
— Нет! — возразила Эсуги, — я хочу, чтобы нас благословил в России учитель Ир.
Ее ответ огорчил Юсэка. Однако, не желая омрачать ее настроения, он согласился, сказав полушутя:
— В России так в России. Теперь я тебя с ветерком туда довезу.
Папсан сегодня был уставлен новыми блюдами. Здесь были жареные листья стручкового перца, и вяленая морская капуста, и соевый суп. Удивляя окружающих, Эсуги ела с большим аппетитом, как бы доказывая, что она вполне поправилась и может смело отправляться в путь.
— Ешьте, ешьте много, — говорила хозяйка, то и дело подкладывая в чашки пищу. — В России такую еду готовят не часто. У них своя пища, и вам трудно будет к ней привыкнуть. Обрусеете вы там вконец, позабудете язык и обычаи предков.