Мужчина одарил его свирепым взглядом, но ответил спокойно:
— Бывает, что и преданные псы оказываются не в милости у хозяина. Но речь не об этом. Кто хозяин? Кто должен ходить на поводу? Хагу или Синдо? Вот об этом и речь…
Хагу лежал на топчане. Возле него на полу валялась разорванная рубаха. Хозяйка пыталась перевязать ему рану, но он увертывался от ее рук и стонал, когда она силой накладывала на его плечо повязку. Не зная, чем помочь, Юсэк лишь с горечью думал о жестокой сестре, принесшей брату такие мучения. Наконец Христина управилась и, собрав с пола одежду, вышла. Юсэк тотчас же приблизился к Хагу и тихо, волнуясь, обратился к нему:
— Адибай, ну зачем все это?.. Подумайте, что вы делаете…
Хагу приоткрыл глаза.
— А, это ты? Поправился?..
— Почти совсем, — оживился Юсэк, услышав его голос — Зря вы мне свое лекарство отдали. Сейчас бы пригодилось.
— Ничего, и так выживу. — На посиневшем лице его заметно задергались желваки, — Мы еще посмотрим, кто кого оплакивать будет.
— Не говорите таких ужасных слов! — взмолился Юсэк. — Забудьте обиду, помиритесь, простите друг друга. И тогда все уладится.
— Нет, не получится, — прошептал Хагу, пытаясь приподняться на локти.
Юсэк помог ему и, стараясь как-то успокоить, сказал:
— Память дана не для того, чтобы помнить только зло. А вы вспомните о хорошем, что есть в вашей сестре. Не поверю, чтобы она никогда не была с вами добра. Она — женщина, она — сестра…
— Сестра! — задыхаясь от злобы, выговорил Хагу. — А что память? Не вечна она, от времени стирается. А свинец не выпадет — он прочно сидит в моем теле, — и может, от боли или от обиды он взвыл, высоко задрав голову.
В комнату робко вошла Эсуги. Сжав руки на груди, она с состраданием посмотрела на Хагу, затем виновато покосилась на Юсэка и, заметив, что он не сердится на ее появление, посмела приблизиться к топчану.
— Мы не пойдем к Синдо, — сказал Юсэк твердо, надеясь порадовать Хагу. — Мы будем жить с дядей Хагу.
Хозяин избы не отозвался и лежал, крепко сжав веки и зубы. Всю эту ночь Юсэк и Эсуги были рядом с Христиной. Хагу бредил. Даже чудодейственные примочки хозяйки не могли унять его боль. Не зная, что дальше делать, она сидела рядом на табурете и напряженно всматривалась в его лицо, то и дело придерживая его руки.
На третий день раненый почувствовал себя сносно. Он перебрался в свою комнату, куда и Юсэк теперь мог входить свободно, не опасаясь Христины. Да и Хагу уже не мог обойтись без Юсэка. Этот юноша с наивными, чистыми глазами и смешными, но честными рассуждениями отвлекал его от мыслей. Хагу по натуре был грубым человеком, но к Юсэку относился мягко, даже ласково. Однажды, пользуясь хорошим расположением, Юсэк решил спросить о человеке, запечатленном на фотокарточке. Лицо Хагу мгновенно преобразилось, в глазах мелькнул гнев:
— Я не знаю, о ком ты говоришь.
Юсэк быстро подошел к столу, достал из него сложенный вдвое лист бумаги и протянул Хагу. Вырвав бумагу, тот не стал ее разворачивать, а сразу же, разорвав на мелкие кусочки, швырнул в угол.
— Ведь это какой-то документ, а вы его порвали! — вскрикнул Юсэк.
— Его хозяин мертв. А мертвому документ не нужен, — сказал Хагу, неожиданно рассвирепев. — Кто тебе позволил рыться в этих ящиках?
— Я сам… случайно, — с испугом пролепетал Юсэк.
— В Корее за такое самовольство дали бы по рукам.
— Но почему вы испугались, увидев эту бумагу? — спросил Юсэк, осмелев.
— Да нет, просто противно, — ответил Хагу, сплевывая.
— Вы ненавидите русских?
— У меня жена русская, — сказал Хагу. — Я ненавижу всех, кто с Синдо в одной упряжке. А этот тоже участвовал в грабеже моего хутора. Вот и получил сполна. Пусть его брат, командир отряда, подумает: стоит ли со мной связываться? — И он еще долго рассказывал во всех подробностях об убийстве Егора Мартынова.
Юсэка потрясло, что он с наслаждением рассказывал, как истязали пленного.
— Уверяю тебя, что такая же участь ожидает и Синдо, — закончил Хагу.
— Я не думал, что вы такой… — произнес Юсэк твердо.
— Я был другим, понял? Жизнь заставила. Иначе нельзя. Иначе съедят, — сказал Хагу спокойно и поднялся.
— Но и вы чудом уцелели. Могли и с вами так же поступить.
— Конечно, — согласился Хагу. — Я не дракон с семью головами. Одна она, и сердце одно, и жить мне отпущено столько же, сколько любому смертному. Потому и брыкаюсь, чтоб до времени не вознестись на небо.
— Но вас так мало, да и те, что есть, кажется, не совсем вами довольны, — заметил Юсэк. — Во время болезни вас никто не навестил.